– Что? Что это такое?

– Я вижу лик бога, друг мой, и буду видеть его до концамоих дней.

Гора всегда была рядом. Даже блуждая в холодных дремучихлесах, они постоянно чувствовали, как возвышается она над всем миром –спокойная, белоснежная, безмятежная. Гора постоянно маячила у них передглазами, настойчиво напоминала о себе, даже во сне являлась. Путники уже многодней ехали к этой сверкающей белой громадине, и день ото дня Шелк все большемрачнел.

– Как вообще можно отдаться какому-то занятию в этомкраю, где эта штука застит полнеба? – взорвался он однажды погожимвечером.

– Наверное, они просто не обращают на нее внимания,Хелдар, – мило улыбнулась Бархотка.

– Как можно не обращать внимания на такуюгромадину? – раздраженно ответил Шелк. – Интересно, известно ли ейсамой, насколько она помпезна? Да что там, она просто вульгарна!

– Ты теряешь рассудительность, – ответиладевушка. – Горе совершенно безразлично наше мнение о ней. Она будет воттак же стоять и тогда, когда никого из нас уже не будет. – Девушкапомолчала. – Может быть, именно это и беспокоит тебя, Хелдар? Ну, то, чтоты столкнулся с нетленным и вечным в своей бренной жизни?

– Звезды тоже вечны, так же, кстати, как и грязь у наспод ногами, – возразил Шелк, – но они не бесят меня так, как эташтуковина. – Он поглядел на Закета и спросил: – А кто-нибудь взбирался наее вершину?

– А зачем это нужно?

– Да чтобы победить ее, чтобы унизить! – Маленькийдрасниец рассмеялся. – Хотя это еще менее разумно, не правда ли?

Но Закет оценивающе глядел на громадину, скрывающую половинунеба на юге.

– Не знаю, Хелдар, – сказал он. – Я никогдадаже не думал о возможности сражения с этой горой. Биться со смертными легко.Но биться с горой – это нечто сосем иное.

– А не все ли ей равно? – раздался голос Эрионда.

Юноша говорил столь редко, что порой казался немым, подобногиганту Тофу. А в последнее время он еще больше ушел в себя.

– Гора, возможно, даже будет рада, – продолжалон. – Представляю, как ей одиноко. Наверное, она с радостью разделитудовольствие любоваться со своих высот этим миром со смельчаком, которыйотважится взойти на нее.

Закет и Шелк обменялись красноречивыми взглядами.

– Нам понадобятся веревки, – будничным тономзаявил Шелк.

– И еще некоторые приспособления, – прибавилЗакет. – Всякие штуки, которые можно вбивать в лед, притом достаточнокрепкие, чтобы выдержать вес человека.

– Дарник все придумает и сделает.

– Послушайте-ка, вы, двое, не пора лиостановиться? – резко остудила их пыл Польгара. – Сейчас не об этомнадо думать.

– Мы просто рассуждаем, Польгара, – беспечноотвечал Шелк. – Не вечно же будет длиться наше путешествие, ну, а когда мызакончим дела – тогда...

Горы заставили их всех перемениться. Все реже и режевозникала надобность в словах, мысли делались более размеренными и длинными, и,сидя у огня во время ночных привалов, они делились ими друг с другом.Путешествие по горам словно стало для всех периодом очищения и духовногоисцеления, а соседство величественной громады еще сильнее сблизило друзей.

Однажды ночью Гарион пробудился оттого, что вокруг сталосветло, как днем. Он выскользнул из-под одеяла и отодвинул полог. Над миромстояла полная луна, щедро проливая на землю серебристое сияние. Гора, холоднаяи белоснежная, четко выделялась на фоне звездной россыпи, сияя в лунном светестоль ярко, что казалась почти живой.

Краем глаза Гарион заметил какое-то движение. Польгаравыскользнула из палатки, где безмятежно спал Дарник. На ней был белый плащ,сиявший в свете луны столь же ярко, как вечные снега на далекой вершине. Онанекоторое время постояла, любуясь величественным зрелищем, потом повернулась кпалатке.

– Дарник! – шепотом позвала она. – Выйди ипогляди!

Из палатки показался Дарник. Он был обнажен до пояса, исеребряный амулет на его груди сверкал в лунном свете. Он обнял Польгару заплечи, и оба они замерли, упиваясь волшебной красотой этой изумительной ночи.

Гарион уже собрался окликнуть их, но что-то его остановило.Этот момент был слишком интимным для супругов, чтобы посторонний мог позволитьсебе вмешаться. Некоторое время спустя Польгара потянулась к уху мужа и что-тозашептала, и они оба с улыбкой рука об руку направились к своей палатке.

Тихонько опустив полог палатки, Гарион вернулся туда, гдерасстелены были его одеяла.

Постепенно, когда путники взяли направление на юго-запад,лес стал меняться. Пока они ехали по горам, их окружали лишь хвойныевечнозеленые деревья да кое-где попадались купы тонких осинок. По мереприближения к подножию величайшей в мире горы им все чаще стали встречатьсяберезы и вязы. И вот наконец они въехали в дубовую рощу.

Проезжая под сенью развесистых ветвей вековых дубов, Гарионневольно вспомнил Лес Дриад в южной Толнедре. Он взглянул в лицо своейминиатюрной жене и тотчас же понял, что сходство это не ускользнуло и от нее.Сенедра пребывала в состоянии мечтательной созерцательности – казалось, онавслушивается в голоса, внятные ей одной.

Однажды в ясный солнечный полдень они нагнали еще одногопутника – седобородого старца, облаченного в одежду, сшитую из оленьих шкур.Орудия, торчащие из переметной сумы на спине покорного мула, выдавали занятиеих владельца – золотоискатель, один из тех бродячих отшельников, ищущих покоя иуединения вдали от мирской суеты. Старик ехал верхом на косматой лошаденке,такой низкорослой, что ноги всадника почти касались земли.

– Значит, мне не послышалось, что кто-то едет следом замной, – сказал он, поравнявшись с Гарионом и Закетом, облаченными вкольчуги и шлемы. – Вообще-то в этих лесах мне редко кто-то попадается –ну, из-за проклятия и всего такого прочего.

– Я полагал, что проклятие относится исключительно кгролимам, – сказал Гарион.

– Почти все считают, что доискиваться истины себедороже. А вы куда путь держите?

– В Келль, – ответил Гарион. Он не видел никакогосмысла делать из этого тайну.

– Надеюсь, вы едете по приглашению. Жители Келля необрадуются чужеземцам, которым втемяшилось в голову явиться туда незваными.

– Там знают, что мы едем.