Только Монтгомери – пехотинец, кавалер двух британских военных крестов – был бы не прочь вновь поиграть со смертью в прятки.

– Ничто так не возбуждает, как смертельная опасность, – говорил он. – В конце 1960-х, когда я еще был полон сил, едва не завербовался наемником в Нигерию. Но теперь, когда мне под 80, поздно думать о таких авантюрах.

Годы бежали стремительно.

– Когда в 1954 году я переехал в Замбию, в Клубе «жестяных шляп» было больше семи десятков членов, – вспоминал Эк. – Сейчас нас 23, и, кто знает, останется ли хоть кто-нибудь через десяток лет. Недавно приняли в свои ряды участника Фолклендской войны, но это совсем другая история, другое поколение.

В «Жестяные шляпы» регулярно наведывались сотрудники британского, канадского посольств. Приносили видеокассеты, книги, брошюры о Второй мировой войне. Захаживали в клуб и российские дипломаты.

– Мы всегда искренне рады им, – говорил Эк. – Мы, ветераны, в отличие от многих на Западе, всегда помним, что именно Советский Союз понес самые большие жертвы. А для нас, где бы мы ни воевали, та война стала самым важным и волнующим испытанием.

Из клуба «Достопамятного ордена жестяных шляп» мы обычно выходили около полуночи. Светофоры не работали, пустые, темные дороги лишь изредка озарялись фарами запоздалых автомобилей. Фонари в Лусаке горели только в центре, а остальные улицы освещались там, где владельцы установили лампы на заборах. Для собственной безопасности, разумеется, а не для того, чтобы подменить нерадивые городские службы. Хозяевами ночного города становились воровские банды, бродячие псы и проститутки. Самые соблазнительные жрицы любви вились у трех гостиниц международного класса: «Памодзи», «Интерконтиненталь» и «Холидэй Инн». Барышни попроще голосовали вдоль аллеи Аддис-Абеба или ловили клиентов у обшарпанных кабаков в бедных кварталах. Цены не кусались. Чтобы провести ночь с элитной путаной, достаточно было полсотни долларов. Чтобы заручиться полной благосклонностью менее требовательной, хватало бутылки пива и миски ншимы.

Опознать ночных бабочек труда не составляло. Они, словно в униформу, облачались в тугие мини-юбки. Ни одна приличная женщина не могла появиться на людях с ногами, обнаженными намного выше колен, или в облегающем платье. Невозможно было увидеть замбийку и в купальнике, не говоря уж о бикини или, даже подумать страшно, топлес. Максимум, что она могла себе позволить, оказавшись в знойный день у гостиничного бассейна, кишевшего белыми постояльцами, – чуть подобрать платье, сесть на бортик и поболтать в воде ногами. Ничего не поделаешь, – таковы были, да и по сей день остаются, в Африке нормы общественной морали. Нарушать их дозволялось лишь девицам легкого поведения, эстрадным певицам и мзунгу, то есть белым, потому что первые – люди конченые, вторые – популярные, а третьи… Ну, что с них взять? Одно слово – мзунгу. У них все, не как у нормальных чернокожих людей.

Полагать, что африканки не обременяют себя одеждой – чистейшее заблуждение. Откуда оно взялось, очевидно. Все мы в детстве рассматривали картинки полуобнаженных чернокожих рабов, иллюстрирующие книги о путешествиях и приключениях великих белых мореплавателей. Могу заверить – с тех пор многое изменилось. Помню, с какими гримасами и смешками рассказывала о своем знакомстве с местными нравами чернокожая сотрудница американского посольства. Собираясь в Замбию, она взяла с собой самые тонкие блузки, самые легкие туфли и самые короткие юбки. Африка! Во время первой же прогулки по центру Лусаки ей пришлось жестоко разочароваться в наивности собственных представлений о свободе африканских нравов.

– Каждый проходивший мужчина буквально пожирал меня глазами, женщины хмурили брови и презрительно щурились, а уличные торговцы освистывали и выкрикивали оскорбления, – вспоминала она. – А когда я стояла посреди улицы, пережидая поток автомашин, почти каждый водитель норовил высунуться, чтобы ущипнуть меня или шлепнуть по заднице.

На правах старожила, я ей от всей души посочувствовал. Действительно, откуда было этой молодой, не стесненной чрезмерными предрассудками американке знать, что в Замбии уже который год велась яростная и поистине всенародная борьба за нравственность. Да-да, исключительно желанием утвердить высокие образцы морали и приличия, а не отсутствием воспитания и такта объяснялись шокировавшие американку оскорбления, щипки и похлопывания.

Ей еще повезло. Буквально за неделю до ее приезда неподалеку от одного из столичных рынков произошел случай, получивший широкую огласку. Группа уличных торговцев, завидев девушку в мини-юбке, окружила несчастную и, не ограничившись словесными оскорблениями, сорвала одежду. Затем, схватив за руки и за ноги, парни принялись с гиканьем и свистом таскать полностью обнаженную, рыдающую жертву по улицам. Вдоволь насладившись унижением «распутницы», они обернули ее грязным куском мешковины и под улюлюканье отпустили восвояси.

Несколько дней спустя нечто подобное случилось в городе Китве. Там обладательницу недостаточно скромного наряда раздели донага прямо у порога церкви. Если бы не энергичное вмешательство прохожего, неизвестно, чем бы все закончилось. Часть борцов за нравственность хотела повести девушку «на смотрины» в людный центр города, а часть склонялась к тому, чтобы никуда ее не водить, а прямо на месте изнасиловать. Все инциденты, между прочим, произошли в самый канун XXI века.

На сакраментальный вопрос «Куда же смотрела полиция?» очевидцы отвечали, что стражи порядка находились поблизости, но не вмешивались.

– Женщины должны винить только себя, – прокомментировал событие в Китве муниципальный советник Чиньемба Камбанджа. – Если они носят одежду, которая открывает больше, чем скрывает, то сами накликивают беду. Вы должны понять, что все мы следуем этическим нормам, причем особое внимание уделяем одежде – отражению нашей индивидуальности.

Поневоле приходит на ум бессмертное крыловское: «Ты виноват уж тем, что хочется мне…»

После таких заявлений как само собой разумеющееся воспринимался доклад одной из замбийских женских организаций, в котором сообщалось, что большинство жертв борьбы за нравственность даже не пытались заявлять в полицию. Если потерпевшие являлись в участок, то вместо составления протокола и обещания начать расследование чаще всего вынуждены были выслушивать лекции о том, как пристало одеваться приличной девушке.

Особой заботой ревнителей чистоты нравов стало искоренение порнографии. Не то чтобы в Замбии существовало хотя бы одно издание, которое с большой натяжкой можно было бы отнести к этой категории. Чего нет – того нет. Но при большом желании и скромном воображении за злостную порнографию вполне можно выдать и целомудренную советскую девушку с веслом.

Стоило частному еженедельнику «Сан» открыть галерею «Лучезарных леди» с фотографиями местных красоток в купальниках, как разразился скандал.

«Нам не нужны нудисты! – писали оскорбленные в лучших чувствах читатели (точнее, пожилые читательницы). – Господин главный редактор, избавьте нас от полуголых девиц!» Газетчиков робко оправдывали мужчины-либералы: «Лучезарные леди тоже имеют право на существование». Их тихие голоса безнадежно тонули в оглушительном хоре разъяренных ревнителей нравственности.