* * *

После окончания милонги Кларлиньо и Ко перемещаются в Ла Вируту, куда под утро, в половине четвертого, вход уже бесплатный, и поэтому туда стекаются танго-вампиры из всевозможных заведений, чтобы закончить ночь под длинные, хорошо подобранные диджеем танды. Это афтерпати продолжается до шести утра, после чего возбужденная толпа вываливается из Ла Вируты на улицу, где уже неистово щебечут аргентинские птицы и утреннее солнце после подвального полумрака заставляет всех щуриться. Раскуривание сигарет, прощание (до сегодняшнего вечера) – все, как всегда. Те же шутки, те же улыбки, разве что разные компаньонки на ночь.

А между тем дома у Карлиньо семья, красивая жена, балерина классического балета, проводящая много времени на гастролях, взрослые двадцатилетние дочки и собака, которая ждет утренней прогулки. С женой давным-давно определены роли, и никто никому не задает неприличные вопросы, типа «когда ты пришел» или «где ночевал». Темы обсуждаются только практические: кто в этом месяце оплачивает счета, приходил ли слесарь – вот уже две недели барахлит бойлер – и когда же, наконец, будет покрашен потолок после потопа, устроенного соседями сверху. Спешки никакой нет – после нескольких месяцев осознания как-то все эти вопросы решаются, и жизнь идет своим чередом. Танцы на улице Флорида, в жару и дождь, милонга в окружении ночных друзей, улыбки, шампанское.

* * *

А когда-то было совсем по-другому. Карлиньо познакомился с женой на одном из занятий по фольклорным танцам, у легендарного маэстро, и влюбился с первого взгляда в тоненькую рыжеволосую девушку, которая грезила стать профессиональной балериной и разъезжать по миру с театром. Они часами гуляли по Буэнос-Айресу, мечтая о театре Колон, о карьере в профессиональном балете. Репетировали дома, на улицах, в парке. Казалось, когда они танцевали, то даже дышали в унисон; то, что у них легко получалось вместе, с другими партнерами давалось с трудом. Такая же гармония сопутствовала им во всем и только возрастала в постели. Казалось, мир и танец были созданы для них. Они были неразлучны, но потом Милена прошла кастинг в Колон, а Карлиньо, переволновавшись, остался за бортом, хотя и был намного лучшим партнером для нее, чем другие танцовщики. Это никак не отразилось на их любви, и вскоре они поженились.

Когда родилась первая дочка, Милена старалась как можно быстрее вернуться и в форму, и в театр, где ее ждали. Карлиньо сидел дома с малышкой, чтобы Милена смогла репетировать в «Дон Кихоте». Потом ее пригласили на гастроли, и малышка осталась на попечении папы. Про балет ему пришлось забыть, и по вечерам, когда приходила теща посидеть с внучкой, Карли начал подрабатывать на Флориде, поначалу вдвоем с приятельницей Милены по школе, которая тоже не прошла конкурс в театр. Два вечера репетиций, и Паола в красном платье с разрезом и в черных чулках с мушками эффектно запрокидывала голову в глубоком выпаде, поддерживаемая Карлиньо, под аплодисменты уличной толпы. Люди бросали монеты и просили исполнить «Кумпарситу» на бис. Так родилось «Шоу Карлиньо»; теперь Карли знали все торговцы Флориды, от продавцов газет и цветов до владельцев кожаных бутиков, куда его приглашали погреться в холодные зимние вечера или укрыться от дождя.

Милена все чаще уезжала, ее карьера не прервалась даже после рождения второго ребенка, а Карлиньо танцевал на Флориде. Его уличная труппа наполовину состояла из иностранцев, оказавшихся в плену танго-иллюзий, ради которых они бросили удобную жизнь, а некоторые и многообещающую карьеру, чтобы танцевать в центре Буэнос-Айреса, а потом обходить толпу со шляпой, собирая купюры и монеты. Приехавшие со всего мира научиться танго, набраться опыта у маэстро Карлиньо, чтобы, назло родителям, готовым оплатить им Гарвард или Принстон, стать профессиональными танцорами, они мечтали о том, чтобы получить роль в одном из многочисленных шоу танго в отеле или театре и прожигать остаток ночи на милонгах Буэнос-Айреса. Самые предприимчивые из них организовывали свои школы, писали книги, снимали фильмы и уезжали преподавать танго в страны первого мира. А Карлиньо набирал новых танцоров и каждый вечер, ровно в 7 часов, расстилал брезентовый танцпол на углу Кордобы и Флориды, устанавливал стереоколонки, брал в руки микрофон и зазывал праздно бродящих или снующих в спешке пешеходов на представление.

Росли дети, росла карьера Милены, росло количество ее поклонников, как, впрочем, и поклонниц Карлиньо. Такая жизнь устраивала всех, включая вислоухого терьера Почо, который поджидал хозяина после милонг, чтобы прогуляться по утренним, только просыпающимся и еще не усеянным собачьими испражнениями улицам, чтобы первому пометить все ее углы, фонари и деревья.

* * *

И вот случилось непредвиденное. По крайней мере, для участников этой истории, хотя, наверное, банальное и ожидаемое для всех остальных. Карли влюбился. В первый раз после влюбленности в Милену, которая привела к созданию семьи и рождению детей. За все эти годы длительных гастролей жены и его ночных милонг Карлиньо привык к романам с сезонными танго-туристками, ученицами или напарницами по шоу. Но с Марой, тоненькой большеглазой юной балериной, приехавшей завоевывать Буэнос-Айрес из провинции Кордоба и смешно говорившей на кордобезском диалекте, растягивая гласные, все было совсем по-другому. Она была не намного старше его первой дочери, но в ней не было ничего детского. С ранних лет привыкшая к самостоятельности, приехавшая одна в громадный город, Мара была красива, амбициозна и уверена в выбранном пути. Танцевать она не умела, но ее желание научиться во что бы то ни стало и чего бы это ни стоило привело ее к Карлиньо.

Подружка ей подсказала:

– Попробуй поговорить с негром Карли. Он, знаешь, скольких вырастил? Может, у него для тебя есть партнер, какой-нибудь мальчик, для пары у него в шоу.

«Негром» называли ласково всех со смуглой кожей, и в этом не было ни капли расизма, наоборот – уважение и любовь.

Никакой мальчик Мару не интересовал. Посмотрев на Карлиньо, она поняла, что танцевать будет с ним и только с ним. В танце Карлиньо, будучи мастером и профессионалом, умело скрывал неопытность юной партнерши, одновременно передавая ей свои знания и вселяя уверенность в себе. Оказавшись раз в его объятиях, Мара уже представить не могла, что после шоу он разомкнет руки и она опять будет чувствовать себя маленькой девочкой в большом городе. Ведь с ним все было по-другому. Она выбрасывала стройные ноги в эффектном болео, и толпа на Флориде аплодировала, а когда заканчивалось танго, Карлиньо галантным жестом показывал, что все аплодисменты заслужила его партнерша, и, отойдя немного, сам тактично хлопал своей партнерше. Мара раскланивалась и хотела, чтобы это счастье никогда не кончалось. После шоу они шли на милонгу, где опять танцевали вместе. Карлиньо нравилось обнимать ее, вдыхать молодой девичий запах, а Маре нравилось, что каждый раз фигуры и шаги у нее получались все лучше, более отточенными, – она ловила баланс, с которым у нее были проблемы раньше, становилась увереннее и ярче раскрывалась в танце.

Когда милонга заканчивалась, они брали такси и ехали в маленькую квартирку на окраине, которую сняли для Мары ее родители, пошедшие на поводу у дочки, решившей стать балериной в Буэнос-Айресе. К нежности Карлиньо примешивалось ее чувство благодарности и растущей уверенности – в себе, в своих способностях, в его обожании; она засыпала в его руках крепким молодым сном, не чувствуя, как осторожно он высвобождался из ее объятий, одевался и уходил к себе домой, тихонько, стараясь не шуметь, закрывая на ключ дверь ее студии.