Милена, как обычно, ничего не замечала и не предъявляла никаких претензий. Ей было достаточно, что давным-давно установленные семейные обязательства выполняются, что собака выгуляна, и девочки, уже ставшие взрослыми барышнями, но живущие все еще с родителями, в порядке. Она была больше озабочена графиками своих гастролей и любовников, их совпадением или конфликтами в них, и старалась все выстроить так, чтобы избежать неприятностей и не нарушить семейный быт.

Вскоре Мара решила, что хочет и готова принять участие в самом престижном мероприятии, Метрополитано – конкурсе танцоров Буэнос-Айреса и окрестностей, где отбирались лучшие, которые потом боролись за победу на чемпионате мира по танго, также проходящем в Буэнос-Айресе несколько месяцев спустя. Карлиньо подготовил не одну пару, выпестовал нескольких чемпионов, но сам никогда не принимал участия ни в каких конкурсах. Это было дело принципа, да ему и незачем было что-то кому-то доказывать. Он добился авторитета в танго, был признанным маэстро и совсем не стремился после разноязыкой Флориды выйти с номером на спине на суд коллег и приятелей по милонге. Мара настаивала, Карлиньо отказывался. Он ей не говорил, что одной из причин, помимо прочих, было то, что она не была равной ему партнершей, и если бы он даже и решил все же попробовать соревноваться, то сделал бы это с более опытной танцовщицей, чтобы занять подобающее ему место среди остальных конкурсантов.

– Ну, крошка, брось… я не люблю всего этого. Для меня танго – это чувства… мои чувства к тебе, кто может им быть судьей? Я и так знаю, что ты самая лучшая, а я, танцуя с тобой, настоящий Гардель! – отнекивался Карлиньо, но молодая уроженка Кордобы только подтверждала сложившийся стереотип об упрямстве своих земляков.

– Победившая пара поедет в Японию. Ты знаешь, сколько там платят за выступление? Ты на своей Флориде за год столько не зарабатываешь!

По его лицу она поняла, что это был запрещенный удар, ниже пояса, и обвила его шею тонкими белыми, как у лебедя шея, руками.

– Ну, прости, ты самый лучший, ты же знаешь это. Но ведь надо расти, Карли…

– Знаешь что? Давай я найду тебе партнера, позанимаюсь с вами, и соревнуйтесь, практикуйтесь, а мне, я же говорил тебе, это не надо.

Мара надулась.

– У меня с тобой больше шансов выиграть чемпионат.

Ее прагматичность и расчетливость, казалось, удивили Карлиньо.

– А у меня с тобой, малыш, – он приблизил лицо к ее алебастровой коже, – меньше.

Он собрал свои вещи и спокойно, как всегда, закрыл за собой дверь, без стука.

В ту ночь он занимался любовью с женой, что случалось все реже и реже, но по-прежнему было приятно и доставляло ему, помимо сексуального удовольствия, ощущение гармонии и стабильности собственной жизни. Однако сейчас перед глазами у него стояло упрямое лицо Мары с тонкими губами, точеным носиком и темными глазами, смотрящими куда-то в глубь него. В душе Карлиньо зарождались сомнения… во всем: в стабильности, в своем успехе, в образе жизни.

Следующим вечером Мара не пришла на Флориду, и Карлиньо пришлось позвонить и вызвать девушку на замену, худющую ирландку. Техничная балерина, она раздражала его каждым своим шагом, но публике понравилось, и он даже обыграл ее национальность, шутливо болтая про космополитичный состав его шоу; шляпа, с которой он обошел зрителей, быстро наполнилась купюрами.

А потом они помирились. Мара привела Фернандо, молодого смазливого юношу, похожего на гея (почти радостно про себя отметил Карлиньо), и маэстро стал их учителем.

Каждый раз Карлиньо удивлялся трудолюбивости и серьезности своей ученицы. Она быстро прибавляла в мастерстве, танцуя и с ним, и с Фернандо на милонгах и на улице, практиковалась с Фернандо в студии, которую они снимали пополам с другой молодой парой, и ко времени городского танго-турнира своей грациозностью и женственностью, которые подчеркивались сдержанной корректностью партнера, обращала на себя все больше внимания. Мара и Фернандо были перспективной парой и явно выделялись среди остальных соревнующихся.

В интимные моменты Карлиньо иногда казалось, что она как будто отсутствует, но Мара уверяла его, что очень волнуется, что чемпионат для нее – это так важно, и что она бесконечно благодарна ему за поддержку; в подтверждение своих слов она горячо обнимала его, прижимаясь всем телом.

Иногда он позволял себе мечтать, лежа в кровати с Марой. Говорил, что разведется с женой, что не хочет уходить по утрам, что они будут жить вместе; если Мара спрашивала, когда это произойдет, он говорил: «Дай мне чуть-чуть времени, и я все устрою, вот увидишь».

* * *

Чемпионат Мара с Фернандо провалили, не прошли даже в полуфинал. В этот вечер у нее случилась истерика. Она обвиняла Карлиньо в бездействии, деградации и нежелании расти, требовала, чтобы он ушел из семьи и посвятил все время ей, чтобы они стали официальной парой, чтобы жили и работали вместе, и много еще чего, что было невозможно разобрать из-за слез и криков. Закончилось все бурным сексом чуть ли не на автобусной остановке, продолжившимся дома, сморившим Мару крепким сном и обернувшимся бессонной ночью для Карлиньо.

Вскоре ссоры стали регулярными. Мара была амбициозна и не уставала говорить Карли о том, что надо расти, что у него застой: «Провел семнадцать лет на Флориде, и никаких перспектив», – ставила ультиматумы, требовала, чтобы он развелся. Карлиньо не любил спорить и всегда обещал исполнить все ее просьбы. Это еще больше раздражало Мару.

– Понимаешь, – жаловалась она подруге, – с ним даже невозможно поругаться. Он всегда со всем и на все соглашается.

– Золото, а не мужчина, – вздыхала с плохо скрываемой завистью подружка.

– Но при этом ничего – ни-че-го! – не меняется. Мне уже двадцать три! – театрально восклицала Мара и закатывала глаза, будто жизнь именно в 23 года и заканчивается. – Я не могу больше ждать!

Однажды, когда с этим же восклицанием Мара буквально вытолкала Карлиньо из своей квартирки, Карли, бледный, сбивчиво, в несвойственной ему манере, объяснял другу, к которому пришел, что нужно что-то менять, что он не может без Мары, что она, наверное, колдунья, как будто приворожила его, поскольку такого с ним никогда не случалось.

– Что-то надо менять, – шагал он по комнате, – что-то надо делать.

И сделал. Нет, не ушел от жены, не снял большую квартиру, как этого хотела Мара, не пошел искать работу в театре, не купил в кредит машину. Карлиньо пошел и записался… на уроки танго.

– Видишь? Я хочу расти, – объяснил он Маре и говорил, что благодаря ей он многое понял, что она, конечно же, права, и он будет много работать.

Когда через месяц все же оказалось, что Маре этого недостаточно, несмотря на то что Карлиньо после уроков у известного пожилого маэстро научил ее новым шагам и эффектным связкам, она объявила ему, что их отношения закончились. И этим сподвигла его на то, что он каким-то образом договорился о поездке в Бразилию, куда его пригласили дать мастер-класс по танго. Мару он взял с собой, как партнершу. Билеты и гостиницу оплачивала приглашающая сторона – туристка, приезжавшая в Буэнос-Айрес и танцевавшая с Карлиньо на милонгах. Она всегда предварительно договаривалась с ним по телефону, чтобы не разминуться в бесконечной программе ночных развлечений в Буэнос-Айресе, и следовала за ним повсюду.