В отделении полиции Сашку продержали несколько часов. Он снова, снова и снова повторял свою историю и показывал два сделанных наспех снимка. Лицо одного мужчины было видно в профиль довольно отчетливо, а вот ракурс второго давал лишь общие сведения о внешности: рост — около 180, среднее телосложение, короткие темные волосы.

Сашка отвечал на вопросы следователя, послушно описывая каждый свой шаг и каждую увиденную деталь, но ощущал себя так, словно наблюдает за беседой со стороны. Он вроде бы открывал рот, произносил членораздельные фразы, но при этом не участвовал в происходящем. Происходящее казалось абсурдной, жестокой иллюзией.

К моменту начала осмотра криминалистами места преступления Сашку уже отвезли в отделение. Двумя часами позднее следователь показал ему снимки убитой, и увиденное вырвало его из анабиоза, заставляя понять, что это не дурной сон, а самая настоящая реальность.

Она была юной, на вид — не больше восемнадцати, и очень худенькой. На мертвенно‑бледном лице ярким пятном розовели губы — сочные, полные жизни, такие неуместные у покойницы. Сашка не сразу сообразил, что это помада.

Следователь говорил о том, что сделанные им снимки — невероятная удача и очень помогут следствию, что сейчас он может идти, но в ближайшее время пусть не покидает город — его показания еще понадобятся. Сашка кивал и, вероятно, выглядел таким пришибленным, что следователь лично проводил его до выхода.

Утром он покинул старое, давно нуждавшееся в ремонте здание отделения полиции, добрел до центрального сквера и уселся на скамью…

Сашка поднял рассеянный взгляд, с трудом выныривая из воспоминаний. Город окончательно проснулся, пуская по венам улиц потоки автомобилей и пешеходов. Ровно сутки назад он вышел из дома, а такое впечатление, что с тех пор минула целая вечность. Казалось бы, он только недавно наслаждался утренним кофе — и вот уже стоит на краю крыши, отчаянно соображая, как вести себя с этим несчастным пареньком, запутавшимся настолько, что даже самоубийство выглядит для него привлекательной перспективой. Что же за драма с ним случилась, какую боль пришлось пережить, чтобы принять самое ошибочное из всех возможных решений?

Сашка хреново разбирался в психологии и понятия не имел, как вести себя в подобных ситуациях. Единственное, что он мог сделать, — это попытаться поставить себя на его место и вообразить, какие бы действия со стороны могли бы задеть его, встряхнуть.

У него получается, и он мысленно ликует, а мгновение спустя уже поднимается на сопку и обнаруживает труп девушки. Не зря друзья постоянно иронизируют, что Сашка всегда оказывается в нужное время в нужном месте.

Господи, он же находился в нескольких метрах от ее убийц! Он дал им уйти! Если бы он понял, в чем дело, то смог бы задержать их — по крайней мере, попытался бы. Дрался он неплохо — спасибо интернатскому детству, — так что шансы имелись. На снимке у одного из мужчин следователь разглядел заткнутый за пояс пистолет, и, скорее всего, он воспользовался бы им еще до того, как Сашка бы успел приблизиться. Но ведь от этого все равно не легче. Из‑за своей деликатности он упустил убийц!

Но и жив остался тоже благодаря этому.

Хмурые прохожие торопливо пересекали сквер, спеша на автобус. Материализовавшиеся из ниоткуда голуби семенили следом в надежде на угощение. Сашка надел толстовку, закинул на плечо сумку с фотоаппаратурой и поплелся к автобусной остановке. Заезжать домой не имело смысла — лучше прямиком на работу. Закончит пораньше и попробует отоспаться. Хотя, положа руку на сердце, Сашка сомневался, что в ближайшие ночи ему не грозит бессонница…

* * *

Нужного письма в электронном ящике не было, и это раздражало. Вчера, после того как прошло первое потрясение, Марина написала фотографу на указанный в его личном профиле адрес. Объяснила, что звукозаписывающий лейбл жаждет купить одну из его фотографий для оформления альбома.

Летова привыкла работать быстро и ждала того же от других. Вынужденное ожидание всегда выводило ее из равновесия. А теперь вдобавок к этому в голову лезли глупые мысли: а что, если фотограф заартачится и по какой‑то причине откажется продавать снимок? Что тогда?

Марина снова посмотрела на фотографию на дисплее компьютера — с такой обложкой «Арктику» обязательно заметят. Сперва люди реагируют на обертку, а уж потом на содержание.

Она снова обновила страницу — новых писем нет. Пролистала ежедневник: через полчаса встреча с директором одного бойз‑бэнда. Год назад без особого энтузиазма Марина решила подписать с ними контракт и не прогадала — школьницы сходили по группе с ума, диски продавались отлично. Через два часа — переговоры с рекламной службой столичного телеканала (нужно убедить их сделать скидку).

Единственный способ не ждать злополучного письма — с головой погрузиться в работу.

— Тук‑тук, не занята? — Виктор Стеблин просунул голову в проем двери. — Ты просила статистику по продажам за прошлый… — Он осекся. — Марина Николаевна, ты в порядке?

— А? Да, все нормально. — Она натянуто улыбнулась. — Проходи, Вить.

— Вид у тебя больно озабоченный, — заместитель уселся напротив, положил на стол несколько листов с распечатками. — Ты об «Арктике» переживаешь, да?

— Меня так легко прочитать?

— Да ты сама себя вслух декламируешь. В офисе только глухой не слышал, какие ты дифирамбы поешь своему новому проекту.

— Нашему новому проекту, — поправила его Летова. — Хотя и проекта еще толком нет никакого, и может вообще не быть, если я не найду под них дистрибьюторов.

— Да, я слышал, что Гранин в отказ пошел, — сочувственно кивнул Стеблин. — Знаешь, у Анютки в его фирме подружка какая‑то работает, может, она сможет как‑то повлиять на ситуацию, а? Маловероятно, конечно, но попробовать можно.

— У Анютки? Ты про деву из юридического отдела? — оживилась Марина. — Вот так так! И давно она для тебя Анюткой стала?

Стеблин изобразил смущение, одернул рукав пижонского пиджачка:

— Пару месяцев как.

— И что? Все нормально у вас?

— Даже лучше, чем нормально.

— И я узнаю об этом последней, верно? — усмехнулась Марина. — Поздравляю, Вить. А я думала — ты гей.

— Ничего ты не думала, Марина Николаевна. Просто бесилась, что я тебя не кадрю, а соблюдаю сугубо деловые отношения, — заржал Стеблин.

— Ага, раскусил меня, мерзавец. — Марина улыбнулась, на этот раз искренне. Стеблин, один из немногих в офисе, не боялся ее плохого настроения и парой фраз мог его изменить. Повезло ей с заместителем. Когда она надумает сменить сферу деятельности, то обязательно походатайствует о его повышении перед господином Снегиревым. Лучшего продюсера (после нее, разумеется) он вряд ли найдет. Надо будет только самого Стеблина обработать — при его умениях у него недостаточно высокая самооценка. Удивительной неамбициозности человек.