— Извините, — прошептала я, полыхая алой краской на щеках, — но просто это все звучит слишком уж… — я замялась, подыскивая подходящее, а главное, не обидное слово.

— Бредово? — улыбнулся Стас.

Я молча кивнула.

— Милая моя детка, — Матильда разжала руки и заговорила обычным голосом. — Сама мужская неверность— это настолько в корне бредовая вещь, если разбирать ее по аспектам, что бороться с ней можно только таким же абсурдным способом.

— Почему бредовая? — пожала плечами я. — Ужасная, да, но не бредовая. Наверное, изменяют тем женщинам, которые не могут мужчине дать то, что ему нужно. И в моем случае… — я замолчала, сдерживая слезы, сглотнула горький ком, справилась с собой и продолжила: — точно известно, чего не хватало моему жениху.

— Вот только не нужно себя винить, — Диана зашла в гостиную, толкая перед собой столик на колесиках, уставленный чашками и тарелочками со сладостями. — У них, у мужиков, на каждый случай есть оправдание. А Матильда имела ввиду их природу. Мол, эволюцией так заложено, что каждый самец должен покрыть как можно больше самок, оставить как можно больше потомства, если его убьют на охоте или войне. Бла-бла-бла! — она закатила глаза и грохнула кофейником о столик. — Скажи мне: на кого охотится среднестатистический москвич, такой, как твой жених? Да-да, не красней, нам Матильда уже все рассказала. Где его могут убить? На распродаже в бутике торгового центра? Пронзить копьем за то, что мерзавец выхватил последнюю рубашку от "Гуччи" по огромной скидке? Бред! Все эти отмазки про эволюцию придумали мужики. И Дарвин тоже был мужиком, не забывай об этом. Всю жизнь тяжело работал над своей теорией, чтобы теперь каждый козел орал:

— Не виноватый я! Это все эволюция!

Я засмеялась, принимая из ее рук изящную кофейную чашку из тончайшего кузнецовского фарфора, расписанную сценами из жизни русских крестьян. Чашка, наполненная ароматным кофе, жгла ладонь и я поспешно поддержала ее второй рукой. Такую разбить — потом полжизни не рассчитаюсь.

— Я тебе так скажу, — Диана плюхнула в свою чашку три ложки сахара и с ногами забралась на диван. — Понты это все! И если бы понты светились в темноте, то нам бы и электричество не нужно было. Каждый мужик сиял бы ярче солнца и вполне был бы способен осветить собой половину улицы.

— Итак, вернемся к делам нашим скорбным, — пропела Матильда высоким голосом. — Мы все члены клуба "Верный кот". Его эмблема: кот, стоящий на задних лапах, — она вытащила из кармана платья изящный брелок и дала его мне.

Брелок был сделан из чистого серебра в виде медали, на которой красовалась искусная чеканка: улыбающийся кот, стоящий на задних лапах. Глаза кота были сделаны из светло-зеленых камешков. По краям медали шла витиеватая надпись: "Кукачев третьего уровня".

— Кукачев? — улыбнулась я. — Здесь буква "л" пропущена.

— Нет, — серьезно и важно сказал Матильда. — Куклачев работает только с котами, а мы с мужчинами в их кошачьей ипостаси гуляк и изменников. Оттого мы не Куклачевы, а Кукачевы. Ты — новенькая, поэтому у тебя пока третий уровень. У рядовых участников клуба — второй. А у нас всех — первый. Еще есть Рита, но она почему-то опаздывает. А создала этот клуб я.

Неужели Матильде тоже изменяли? Я невольно покосилась на ее прекрасный портрет в молодости. Такая красавица! И сиськи на месте. Не то, что мои.

— Да, деточка, да, — Матильда скорбно поджала губы, глотнула кофе, поставила чашку на столик, вытащила из кармана кружевной платочек и промокнула глаза, глубоко вздохнув при этом. — До сих вся в волнении, когда вспоминаю свое бурное любовное прошлое! — воскликнула она. — Хотя я была той еще избалованной девчонкой. Сама понимаешь: как дочь крупного советского чиновника, да еще по имени Видлен — это сокращение от Владимир Ленин, я ни в чем не знала отказа.

Егор откинулся на спинку дивана и за ее спиной скорчил смешную гримасу, которая означала, что все это он слышал уже сто раз, как минимум. Я еле сдержала смех и едва не прикусила себе язык.

Но Матильда ничего не замечала. Она продолжала рассказывать и в глазах ее светилось вдохновение:

— Я ведь всю жизнь служила в Театре Сатиры, и особенно хороша была в музыкальных комедиях. Только представь, Танюша: фигурка у меня была точеная, нрав веселый, личико очаровательное. Поэтому мужчины умирали возле моих ног. Замуж сходила три раза. Гименей, греческий бог браков, от меня так утомился, что махнул рукой. Двух первых мужей не любила, хотя поначалу, не скрою, была очарована и польщена их напором. Они охапками бросали цветы на сцену. Один из них, второй по счету, даже едва не вызвал соперника на дуэль в ресторане при Доме Литераторов, где тогда собиралась вся московская богема. Но вовремя вмешалась милиция, и их обоих забрали в кутузку. Однако вскоре он мне наскучил, и я с легкостью развелась с ним, как и с первым, впрочем. И после этого встретила третьего. И в первый раз в жизни влюбилась по-настоящему. Ах, как я была влюблена! А он был красавец, военный, женщины от него сходили с ума. И поверь, Танюша, даже в строгие и целомудренные советские времена профурсеток, таких, как твоя блондинка, всегда было предостаточно. С одной из них я его и застала. Мерзавка была какой-то мелкой актрисулькой, и играла, в основном, грибы в третьем ряду второго состава. Ты представляешь, Танюша, какую пощечину получила моя гордость? Я — неповторимая Матильда Снежинская, звезда больших и малых сцен! И эта… эта… — Матильда вдруг закрыла лицо руками.

Ее плечи мелко вздрагивали.

— Ну ладно тебе, — Его погладил ее по плечу. — Перестань! Это все давно прошло.

— А больно, словно вчера, — Матильда промокнула глаза платочком. — Как сейчас помню: я совершенно безутешно рыдала в гримерке, раздумывая, где бы купить крысиного яду, чтобы сначала отравить разлучницу, а потом отравиться самой. И в этот момент судьба послала мне ангела-хранителя — старейшую в Москве театральную актрису, которая меня буквально спасла. Она выслушала меня, успокоила и научила, что мужчин нужно воспитывать. Так же, как котов. Потому что и те и другие ласковые только в двух случаях: если им от тебя что-то нужно или они уже где-то нагадили. И тогда из обиженной девочки я превратилась в холодную и расчетливую стерву. Иногда, дорогие мои, женщине просто необходимо быть стервой, чтобы выжить. Мы с актрисой разработали план, после воплощения которого мой третий муж бежал ко мне, спотыкаясь, и уже больше никогда не гулял.

— Но… как? — растеряно