Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Янда опускает голову.
Ричи бешено лает. Галка отводит глаза.
Для Органайзера! – восклицает она вдруг. – Ричи передаёт… Боже. Ричи тебе передаёт, чтобы ты выбирался отсюда побыстрей. Как только можешь, хоть в окно, хоть как. Потому что они тебя живым не выпустят.
Ну, я это предвидел, – Органайзер, спокойно. – Что ж, собственно, именно этого и стоило ждать. Как технократ я могу заверить вас, что моё упразднение будет обставлено максимально экологично и не причинит вам, уважаемые со… – Органайзер некоторое время ищет нужный корень, – уважаемые сотрапезники, ни малейших неудобств. Обычно это происходит следующим образом: сперва проверяется информационная составляющая упраздняемого, затем – его биометрические параметры, включая отпечатки пальцев, чтобы ни в коем случае не ошибиться, а затем уже производится остановка всех трёх жизнеобеспечивающих систем. Для вас будет поучительно пронаблюдать, каким безболезненным и завидно естественным является этот процесс…
Так, – говорит Бармалей. – Давай-ка, Органайзер, мы с тобой поменяемся чипами, и ты в информационном смысле станешь я. Пока дело дойдёт до пальчиков, они сообразят, что к чему, а меня им упразднять вообще без мазы. Отправят снова в УПНО, ну так я там уже был, чего уж. Ну, а пока они меня будут мурыжить, у тебя будет фора.
Я не могу, – ёжится Органайзер. – Такая жертва… А вдруг вас всё-таки упразднят. По ошибке. Я лучше уж завершу план существования самостоятельно, это будет как-то нормальней и правильней.
Не дури нас, мы тоже соображаем, – вмешивается дядя Фёдор. – Все чипы, не исключая и твой, эту функцию блокируют автоматически даже при полной отстройке. Бармалей дело говорит, меняйтесь, время выиграешь.
Органайзер подносит руку к виску, жмёт на кнопку, ждёт пять секунд и лёгким движением вынимает чип.
Бармалей вздыхает. Так просто! У его «принудительной» модели не только разъём вмонтирован в черепную коробку, но и корешки. Чтобы клиент не мог просто так вытащить.
Ножа, конечно, ни у кого нет?
Обижаешь, друг, – вдруг подаёт голос Боба Казиахмедов. – Ножа нет… да чтобы у меня в лесу – и ножа не было бы…
Достаёт из внутреннего кармана маленький железный шарик. С некоторым усилием тянет за его полюса. Подает Бармалею маленький симпатичный острый резак.
Отлично, – одобряет Бармалей. – Ну а уж зеркальца-то точно ни у кого не найдётся.
Обижаешь! – Вики протягивает хвост шарфика – а на хвосте встроенное зеркальце, не стеклянное, конечно, пластиковое – видно мутновато – но хоть что-то.
Вот это да, – Бармалей впечатлён. – Ну ладно… счас… кто не любит вида крови, лучше не смотрите, – Бармалею вспоминается Дзампано из фильма «Дорога». – Тэк-с…
Левой рукой берётся за чип, правой подносит к вис-
ку резак. Глядя в зеркальце, которое держит Вики, выдёргивает чип из виска, как морковку из гряды.
Боль острая, тошнотворная и приятная.
По щеке и шее течёт кровь, часто-часто капает на пол, шумит в ушах.
Николай Николаевич вздыхает.
Бармалей поворачивает резак и вдавливает посильней, подцепляя корешки чипа, вросшие в мозг. Левой хватается за эти скользкие от крови корешки и сильно дёргает.
Эта новая боль – как взрыв, но она быстро прекращается, и сразу же, мгновенно, всё вокруг резко меняется.
Первыми, волной, возвращаются запахи, родные и забытые.
Пахнет рыбой. Грязными носками. Туалетом. Свежим ветром. Ельником. Морем.
Господи, да ради одних только запахов, – думает Бармалей, опьянённый.
Быстро-быстро сбегаются отовсюду звуки, краски. Резкость, яркость, контраст, чёткость. Шорохи. Шумы. Подробности.
Бармалей прижимает кепку к виску, чтобы унять кровь. Ему уже не больно.
Он ухмыляется. В правой у него нож. В левой – выдранный чип с клочьями плоти. Коронация. Шапка Мономаха. Бармалей вытирает чип носовым платком.
Органайзер подаёт ему свой.
Я контакты немного высадил, – извиняется Бармалей. – Там никак, они врастают. Но гнездо оставил, включить можно. Только для вида, конечно, – и он вставляет навороченный чип Органайзера в скользкую кровавую дырку. – Сел вроде… Мигает?
Ну, он включился технически, – Органайзер. – Но без коннекта.
Да Господь с ним с коннектом, в гробу я видел этот коннект… Держи мой.
Органайзер вставляет Бармалеев чип и сразу морщится.
Уф, как вы это выносите. Всё какое-то серое.
Не нравится, да? – Вики, язвительно.
Да уж что там может понравиться, – Бармалей. – Зато мне теперь прикинь как кайфово.
Представляю, – хмыкает Вики.
Теперь переодеться бы, – говорит Бармалей. – Но это вряд ли. На меня твои шмотки не налезут.
Грохот подносов – серые приносят ужин и сталкиваются в дверях, но, удержавшись на ногах, входят по очереди, вежливо балансируя, неуклюже помещаясь. Оба совершенно одинаковые и даже, похоже, запараллеленные для экономии, именно поэтому им и трудно координировать движения[1]. Первый серый несёт семь тарелок макарон с рыбой, второй ещё две, да чайник, да пластиковые ложки (УПНО не признаёт вилок и ножей) и девять пластиковых стаканчиков.
Минуту! – подмечает Бармалей. – Господа, тут только девять тарелок и ложек тоже девять, а нас-то десять.
Как десять? – серые удивлённо пересчитывают обитателей кельи. – Девять вас.
Девять, девять, – подтверждает его товарищ.
Никакого подвоха, они и в самом деле не видят десятого.
А кого нет? – интересуется Вики. – Меня небось?
Понятия не имеем, – отвечает серый. – Откуда мы знаем, кого нет, если его нет?
Логично, – соглашается Паскаль. – Если кого-то нет, то невозможно узнать, кого именно…
Детектив такой есть, – Николай Николаевич. – Десять негритят.
А вот господина Казиахмедова мы попросим ножичек отдать. Ножичек не положено.
Боба без слов протягивает ножик серым, те учтиво кивают.
А капли мои от глаукомы могу я обратно получить? – Галка. – У меня в сумке.
Сожалеем, – говорят серые. – Не можете. Не положено.