тоже каждый раз удивлялся, как впервые, что Птаха готов все для него сделать, никогда не сердится и не строит из себя главного, и даже если чему-то учит — то совершенно естественно, как будто просто разговаривали. «А я-то так смогу? — на секунду снова запаниковал Марек и сам себе решительно ответил: — Смогу, куда я нафиг денусь». А вслух сказал:

— Знаешь, я сам первое время с выпученными глазами ходил — а это правда мне, а это правда можно, а это вообще все взаправду со мной? Тем более что про Внешних я, разумеется, наслушался черт знает чего — и про всякие жуткие ритуалы инициации, и вообще, мол, стать Внешним можно, только убив предшественника… Правда, одного любителя такого фольклора я же лично и прирезал, когда он полез сказки в жизнь воплощать, — он оскалился так хищно, как только мог.

— Расскажи, Марек, — попросил Вэл. — Расскажи, как ты стал Внешним. Просто… я понимаю, что все это, скорее всего, действительно сказки, и все не так, да вон уже много что оказалось не так, но вот тебя я просто не могу представить никак иначе. Как будто ты всегда таким вот Гонщиком и был.

— Хочешь убедиться, что тоже можешь стать таким же? — усмехнулся Марек.

— Ну… наверное, да. Чтобы уже точно понять, что все по-другому. На самом деле — ты, наверное, смеяться будешь…

— Не буду, — твердо сказал Марек. Вэл благодарно улыбнулся.

— Да я сам понимаю, что смешно, просто… ну вот понимаешь, я же сознательно ушел вот именно с тем самым Гонщиком. Про которого начитался и наслушался более чем. То есть я был готов увидеть все, что угодно… или вовсе ничего. С «ничего» вроде еще вчера разобрались, ладно. Но тут могло быть абсолютно все, не знаю, секретный подземный бункер, пустоши Фоллаута — люблю, кстати — а может, вообще какие-нибудь джунгли, глобальное потепление же. И я бы не удивился, потому что так и надо. И тут вдруг такая обычная обстановка, и я как будто все еще тот пацан, которым был. Это пройдет.

Последнюю фразу Вэл произнес без особой уверенности, и Марек обнял его за плечи:

— Конечно, пройдет. Если моя история тебе в этом поможет — конечно, я расскажу все, что ты захочешь узнать.

Они проговорили до самого вечера, отвлекаясь разве что на остатки вчерашней пиццы и чай. О жизни в Верхнем городе Марек почти не стал говорить — Вэл и так все о ней знает, да и незачем лишний раз упоминать имена и места, которые могут пересекаться. Хотя Вэлу, так получается, было тогда всего-то девять лет, он мог максимум где-нибудь в новостях мельком услышать о происшествии на железной дороге. Другой вопрос, что его мать запросто могла быть из тех же кругов, куда так рвался Никитос. Так что — лишнее. Да Вэл особо и не спрашивал. Разве что заинтересовался «Клубом городских легенд» и вздохнул:

— У нас такого не было, я только в сети разные байки читал. Ты, выходит, совсем как Ромка был. Такой же компанейский и отчаянный.

— Что отчаянный — это точно, — усмехнулся Марек и, переводя тему, заговорил о своем уходе из дома и встрече с Птахой. На своей гибели и «развилках» внимание он заострять не стал, но Вэл очень внимательно слушал, как они «заметали следы». Не стал пока рассказывать и про множество реальностей — слишком ясно помнил обмякшего в машине Вэла. Наверное, действительно просто еще рано, да и его уход к Внешним получился крайне жестким. Во всяком случае, Мареку очень хотелось в это верить, потому что как же иначе.

Пожалуй, больше, чем сегодня, он рассказывал о Птахе только три года назад, пока они с Прокси бродили по «Стране Яблок». Истории были совершенно те же, но только сейчас Марек понимал, как многое изменилось. Тогда Прокси почти заставил его рассказывать — чтобы он не прятался от случившегося и снова научился жить, даже без Птахи. Сейчас он сам с удовольствием вспоминал, как они путешествовали, как он учился водить — только о том, как едва не доездился, Марек пока опять же промолчал. И даже смог рассказать о том, как Птаха погиб, и о том, что ему привиделось в этот момент. Потому что совсем промолчать нельзя. Пусть пока это будет «привиделось». Хотя Марек по-прежнему понимал, что если Вэл спросит — нужно ответить как есть. Но Вэл ни о чем не спрашивал. И снова этот внимательный взгляд темных глаз, ставших совершенно черными — а может быть, просто в комнате стемнело, свет они так и не включили.

— Надо же… — наконец сказал Вэл. — Конечно, совсем не похоже на то, что у нас пишут про Гонщика. Про этого «Призрака трассы» вообще не говорю. Но это даже правильно. Я ведь все не мог поверить до конца, что ты вот так возьмешь меня с собой. Ну, в смысле… не так, как по легенде. Потому что, ну, где ты, где вообще Внешние, а где я.

Марек усмехнулся про себя — вопрос «где Птаха, а где я» не давал ему покоя с момента встречи с Вэлом. А Вэл продолжал:

— То есть я понимал, что ты говоришь правду, ты обещал научить, но знаешь же, как бывает — вроде все так, а до конца не верится. А теперь я вижу, что ты когда-то был почти таким же — а значит, и я могу. А учиться я люблю и умею, — он задрал нос, и темные глаза в кои веки довольно блеснули.

— Вот и отлично! — Марек хлопнул его по плечу — конечно, аккуратно, чтобы с ног не снести. — Пассажиры у нас редкость, за возможность учить меня народ в свое время только что не передрался — меня, кажется, все дружно записали себе в младшие братья. Подозреваю, с тобой так же будет. А может, не так же, но все будет. По-любому.

Вэл радостно кивнул. Сейчас он уже ничем не напоминал парнишку, тревожно спрашивающего «что-то не так?». Марек надеялся, что это надолго, а в идеале — насовсем. Потому что, ну реально, что вообще может быть не так, если сейчас все настолько правильно, насколько вообще возможно?

— Про Пассажиров я вообще раньше никогда не слышал, — задумчиво произнес Вэл. — Хотя про Внешних много что читал, люблю всякие легенды. Но там, конечно, городят невесть что — то ли к ним живому человеку попасть вообще нельзя, потому что они там все бессмертные демоны, то ли это просто мафиозная