давай решать на скорость. Я тоже отличник, но мне и подумать приходится, и переделывать, а он на лету хватал, сложнейшие задачи вообще импровизировал. А еще экстрим любил. То на крышу вылезет, то пожарные лестницы исследует, то еще что…

Он замолчал. Марек лишь жестом показал — не стесняйся, я слушаю. Он уже хорошо знал это состояние, когда и говорить сил нет, и молчать невозможно. Вэл кое-как совладал с собой и заговорил снова, только теперь его голос звучал глухо и сдавленно:

— Они в Нижний город пошли, где пути не огорожены. Там товарняки ходят, местные пацаны к ним прицепляются и катаются. Я не совался — поди дома отмажься потом, да и страшно все-таки. А Ромку, видимо, на слабо взяли, он всегда велся. Но обычно у него все получалось. А теперь — нет.

Он надолго замолчал, но слез уже не было. Видимо, тогда на платформе кончились все. Его глаза снова зло блеснули:

— А на следующий день у меня как раз день рождения был. Я только из школы пришел, а тут в новостях такое. Ромку даже по хронике можно было узнать, он такой рыжий был, что ни с кем не спутаешь. Мать, конечно, за свое — вот, мол, как только таких в приличные школы берут, сам виноват… И ушла, что там, у сына день рождения да друг погиб, переговоры важнее. А дальше ты сам знаешь.

— А что же получается, — Марек и сам не сразу совладал с голосом, — а у тебя ведь и правда был вчера день рождения. Второй.

— Слушай, а ведь точно! — Вэл несколько повеселел. — Даже не вчера. Сегодня. Вчера умер Валера Сапожников из Верхнего города. А утром родился я.

— Надо отметить! — усмехнулся Марек. — Но сначала тебя разместить. Давай, вешай куртку и пошли наверх.

— Ага, — чуть рассеянно отозвался Вэл. По пути наверх он задумчиво произнес:

— А вот интересно, кто, собственно, родился. Я слышал, что Внешние полностью отказываются от своего прошлого, меняют имя и все такое. Это если всякую мистику еще не брать, вроде того же Гонщика, который в новое тело вселяется и стирает прежнюю личность.

— Как видишь, мне и в своем пока неплохо, — усмехнулся Марек. — Насчет имени — всякое бывает, важно даже не имя, а обрыв прежних связей.

— А у меня их и не было. Бабушка умерла недавно, Ромки не стало, остальные… точно грустить не буду.

— Это хорошо. Ну, в смысле, грустно, что оно так вышло, но так будет проще не оставлять следов. В документах можно что угодно нарисовать, хотя многие при своих именах остаются — у меня в паспорте то же имя, что и в детстве было. Да, от рождения я не Марек и вообще не поляк, но так уж прилипло. А фамилия и отчество те же, что у моего Водителя, да нас реально за братьев принимали.

— А что с ним стало? — ну конечно, от Вэла не ускользнуло прошедшее время. Что ж, значит, настал тот самый момент.

— Он погиб три года назад. Защищая меня.

Вэл взглянул на него снизу вверх огромными глазами:

— Но разве Внешний может умереть?

— Может, Вэл. Мы все же не демонические сущности из легенд. Хотя, прямо скажем, убить нас трудно. Лично я этому всячески мешаю, — он ухмыльнулся как можно кривее.

— Я хочу побольше узнать о нем, — серьезно сказал Вэл. — Но, наверное, не сейчас, ведь еще будет время.

— Будет, — кивнул Марек. — Все время на свете. А пока давай обживаться.

Странное дело — под этот разговор получилось совершенно спокойно открыть дверь в комнату Птахи, закинуть пакеты с вещами Вэла и даже убрать на место игровой контроллер, который, давно разрядившись, так и валялся посреди дивана едва ли не с того дня, когда Марек с Птахой собрались в Нижний. Он и об этом расскажет Вэлу. Но, действительно, не сейчас.

— Это ведь комната… твоего Водителя? — Вэл умел задавать правильные вопросы в правильное время.

— Да, здесь жил Птаха. Его звали Птахой. А теперь будешь жить ты. Можешь все устраивать, как хочешь, нужно что — обеспечу. Кухню ты уже видел и, я так понимаю, умеешь обращаться, ванная за стенкой, а во второй комнате на этом этаже живу я. Располагайся.

— Ух ты! — в который раз сказал Вэл, оглядывая оставшуюся от Птахи технику. — И что… всем можно пользоваться?

— Говорят тебе, мелкий — это твой дом. Учетку на компе сделаю новую, я не Прокси, но тоже разбираюсь…

— Я умею, — быстро вставил Вэл.

— Еще лучше. Единственное что — сам понимаешь, никаких старых данных. Валеры Сапожникова больше нет. Я первое время в сеть под виртуалом лазил.

— А мне как-то необходимости не было заводить. Бабушка в компах не разбиралась, матери не до того, я везде Вэлом был. Ладно, придумаю что-нибудь.

Он безмятежно улыбнулся, и видеть эту улыбку Марек был несказанно рад. Вэл полез в шкаф — оттуда выпала такая знакомая футболка с бульдогом. Марек чуть поморщился. И Вэл опять все заметил.

— Только, слушай, это действительно будет правильно, что я здесь…

— Правильнее некуда, — решительно ответил Марек. — Просто, конечно, когда три года почти ничего не трогал, многое вспоминается заново. Я очень тяжело приходил в себя после смерти Птахи. Но знаешь… я свое отгоревал. Теперь здесь жить тебе.

Только произнеся эти слова, Марек осознал — так и есть. Конечно, воспоминания накатят еще не раз, это всегда будет с ним — но Прокси совершенно правильно сказал в той деревне с яблоками: «Боль забывается. Память остается». Он сжал в кулаке серебряного оленя и улыбнулся Вэлу.

— Давай вещи на чердак перегрузим. Вряд ли что тебе пригодится, ты и одеваешься в другом стиле, и комплекция у тебя совсем другая. Скорее уж из моего старого что-нибудь подойдет. А так и тебе место…

«…и мне меньше натыкаться», — закончил он про себя. Хотя у него было четкое ощущение, что Вэл его слышал.

Вэл деловито переложил стопки вещей с полок на диван, разложил в шкафу все, что принес Марек, а вещи с дивана перекочевали в освободившиеся пакеты. И так тоже было правильнее и проще — просто забросить на чердак несколько плотно набитых мешков. Что Марек и сделал, даже не поднимаясь туда до конца — разбираться в залежах его совершенно не тянуло. Просто кинул с середины лестницы и тщательно закрыл за собой люк.

Когда Марек вернулся в комнату, Вэл завороженно рассматривал полку с играми и уже успел пристроить контроллер на зарядку.

— Не оживет — новый куплю, —