Убегай отсюда, серый,

жадный зверь с железной пастью,

уходи в края чужие,

на скалистые вершины,

уходи в страну туманов,

где не выросли деревья,

где у трав макушки сохнут.

Убегай, пока есть когти

у тебя на крепких лапах

и на челюстях есть зубы!

Большой торг был в городе Ладоге и богатый! Со всех сторонсвета наезжали гости-купцы. Кто с запада, из-за хмурого холодного моря, изваряжских, немецких, прусских земель; кто с юга, от рода полянского,булгарского, хазарского. Ещё иные с востока – из-за водских болот, избескрайних чудских и биармийских лесов… И наконец северяне: урмане, даны исвеи. Те самые, что раньше, на памяти живущих, нещадно обирали здешние места.Когда разбойными набегами, когда принуждением к откупу или данью. Всех в страхедержали. Морские корабли налетали и улетали клевучими быстрокрылыми птицами,растворялись в синем безбрежье: не достанешь ни проклятием, ни стрелой!

…Рюрик, в Ладоге сев, первым делом послал к невским ижорам,снял с них Вадимом наложенную дань.

Не за так снял, конечно, – но с тем, чтобы зоркостерегли они находников в Котлине озере и на Невском Устье. У Вадима при этомни позволения, ни совета князь-варяг не испросил. И тот, гордый, не забыл емупопрания своей княжеской воли, поселил обиду в тёмном закоулке души, какмизгиря в тенетах. Да и шептуны, каких при всяком князе достаточно, обоимпомогли… только здесь-то речь не про них. Ижоры зато отплатили честь честью и слихвой! Стоило теперь далекому морю процвесть чуждыми парусами – и Ладога о томузнавала немедля.

В первый раз князь послал вперёд молодого воеводу Вольгаста,того самого, с обожженным лицом. Не так просто послал – о трёх снекках,варяжских боевых кораблях. Принял воевода непрошеных гостей, датчан-селундцев,да и спросил прямо: с чем, мол, пожаловали сюда? Гордо спросил и грозно, какследовало то защитнику, хозяину вверенной земли. Храбрые датчане тогда подумали-подумали– и не стали вязаться с варягами, подняли на мачты белые щиты: с миром, сталобыть, торговать к вам пришли.

Сказано – сделано. Вольгаст их пропустил. Торговали они,впрочем, недолго, ибо никаких дельных товаров с собою не привезли, и вся Ладогапотихоньку над ними смеялась. И корелы, и чудь, и меря со словенами. А князяВадима разбирала досада, что не он потеху ту людям учинил.

Когда же гости стали собираться домой, князь-мореход наказалим запомнить:

– А с красным щитом дороги сюда никому нет. И впредь посему будет!

Те только хмуро кивали. Волей-неволею приходилось кивать.Рюрик ведь говорил, не иной какой князь, а про него, про Рюрика, в СеверныхСтранах дважды не спрашивали, кто, мол, ещё таков…

Ладно же! На том тогда распростились, и вроде даже добром.Но едва миновала зима, такая силища нагрянула с моря – туча чёрная, молниямиперепоясанная! Одних мачт больше было, чем добрых деревьев во всех приневскихлесах… Так, по крайней мере, донесли ижорские сторожа.

Тут уже Рюрик сам кликнул боевой клич и велел спускать наводу все корабли.

И была сеча великая на море Нево! А случилась она в голубойвесенний день, холодный ещё и какой-то дремотный, когда медленно уходили вУстье расколотые льды, и ложилось на ленивые гладкие волны туманное белесоватоемарево, и дымы над ладожскими крышами прямыми сизыми столбами уходили в небо итам, на высоте полёта стрелы, растекались по сторонам, упираясь в невидимуютвердь… на кораблях не поднимали мачт, не ставили парусов: не для чего. Так, навёслах, и пустились друг другу встречь.

Шум битвы и крики сражавшихся слышны были, говорят, аж угорода, и далеко-далеко в море опрометью скатывались с облюбованных льдинпятнистые невские тюлени…

Тогда-то убедились чужеплеменники – впрямь не было птицыстрашней злого белого сокола, слетевшего на этот берег из Варяжской земли! Едвапять кораблей сыскали дорогу обратно в Невское Устье. А уж сколько сумело уйтиневредимыми, многих ли не заклевали насмерть ижорские огненные стрелы – про товедал лишь сам сердитый Перун да ещё старый Укко, справедливый Бог всекорельских племен.

Со дня памятной битвы датчане, свеи, урмане приходили вЛадогу все больше для торга. Бывает и так, что сильному приходится склонитьсяперед сильнейшим, и ничего удивительного в том нет. Случалось разное, как безтого. Но если уж эти люди вывешивали на полосатый парус белый мирный знак –обманывали нечасто. Была и у них своя Правда, через данное слово переступать невелевшая.

А самые любопытные и отчаянные викинги, пользуясь миром,повадились ходить далеко за ладожские пределы – на юг и восток. Было там чтопоглядеть, было что продать-купить…

Вот и ныне стоял в Ладоге один такой корабль, побывавший затридевятью землями: за рекой Сувяр свирепою, за морем Онего неласковым, заволоком, за лесами дремучими – на озере Весь. Теперь этот корабль возвращалсяна остров Готланд, домой. И не пуст возвращался. Плотно лежали в его трюмепрекрасные льняные ткани из Белоозера и бобровые меха, которым на севере ценабыла достойная – золото да серебро.

И пора, давно пора бы стройному кораблю расправить надМутной широкое расписное крыло, унести стосковавшихся мореходов, да и самомузадремать на зиму в знакомом корабельном сарае… Легко вымолвить – выполнитьнелегко! Дыбилось на пути, грохотало великое Нево, одержимое яростными осеннимибурями. Лютовало оно в тот год страшней страшного. Хочешь, нет ли – жди, покудауймется. А там холода.

И пришлось бы невезучим ватажникам сбивать руки о мерзлыевёсла, проводя Невским Устьем обледенелый корабль!.. Выручило нежданное. Насчастье готландцев, Ждан Твердятич дружески сошёлся с Эймун-дом, хозяиномлодьи. И с чего бы? Никому не ведомо, разве только самого воеводу и спросить.Всех вокруг удивил и сам, наверное, удивился немало. Сколько таких же срубил онв неистовых битвах прежней своей жизни, на Поморье варяжском, да и здесь! А вотс этим сдружился. Должно быть, почувствовал к могучему гё-ту ту родственнуюприязнь, что так часто братает неустрашимых и сильных.

И вот однажды, видя, что всякий новый день прибавлялмореходам тревоги и беспокойства, воевода призвал их всех к себе и сампредложил:

– А оставайтесь-ка вы, други, у меня тут зиму зимовать!Весной и вернетесь, по высокой-то воде, первыми будете у себя в Павикене наторгу!

Гёты посоветовались меж собою и согласились, поблагодарив.Живо устроили на берегу сарай для корабля и чуть повыше – длинный дом внутриогороженного двора: надвигавшиеся холода не велели мешкать в работе. А скоробыло замечено, что народу в Гётском дворе стало ото дня ко дню прибавляться.Стекались под гостеприимную крышу урмане, гёты, свеи, датчане, служившие князюВадиму и желавшие теперь вернуться домой… Эймунд, хёвдинг-вождь, принимал всех,не спрашивая, кто таковы.