Ворота заскрипели и отворились опасливо: не диво, если быРатша-оборотень вомчался во двор на коне и пошёл угощать плеткою вместопирогов! Но Ратша не обманул. Гридни, приехавшие сватать товарища, вправдунесли за ним корзину, вкусно пахнувшую перепечей, – девки-лакомкиналетели. Бусы и костяные гребешки Ратша раздавал им сам: бусы были зелёные,дорогие, из тех, что продавали на торгу заезжие гости. Да и гребешки оказалисьодин к одному, все резные, чистой белой кости, красивые. Ратше что! Его длинныймеч кормит на княжеской службе, и кормит неплохо. Не обеднеет, поди. Аобеднеет, так быстро нового добра себе наживет – от первой же дани, от браннойдобычи.

Расхватав подарки и угощение, парни с девушками разбежалисьдля нового дела. Вступить-то во двор Рат-ша вступил, а надо ещё и пройти подвору, в избу попасть. А кто это сказал, будто его так просто здесь пустят!

Растворилась дверь дома, вынесли в горшке жаркие угли, сталиметать Ратше под ноги. Отважен ли жених, решится ли переступить через святойогонь? Допустит его до себя домашний очаг или остановит, погонит пришлого зазабор?..

Всех злее старались недавние пленники. Норовили осыпатьсапоги, прожгли плащ. Ратша не уворачивался, не отшатывался ни вправо, нивлево. Щелчками сбивал кусачие угли с одежды и шёл себе не торопясь прямо ккрыльцу. В бою не шарахался ни от меча, ни от визгливой стрелы, этим ли егонапугают!

У самого порога горсть жара полетела ему прямо в лицо.Опытный воин мгновенно заслонился рукой и тут же, прыгнув вперёд, поймал залокти саму боярыню-мать. Ишь ведь – не утерпела сердешная, покинула в избегостей, сама выскочила оборонять дочь.

Полнотелая женщина трепыхнулась курочкой: Ратша и не думалсердиться, но руки были железные. Молодежь отступила в замешательстве. Небоярыню же угольями укроплять!

– Неласково, матушка, встречаешь!.. – засмеялсяРатша. Наклонился и расцеловал обмершую хозяйку в мягкие щеки. – Ну,сватов моих помелом не погнала, так и меня уж в дом приглашай…

Бедная боярыня как-то разом обмякла, ослабла и самараспахнула перед ним дверь. Видно, и вправду не уплыть от судьбы по чистойреке, не ускакать на быстроногом коне, не запереться коваными замками. Хочешьне хочешь, а пришло лихо – отворяй ворота!

…В избе воевода Ждан Твердятич поставил Ратшу у печи инемедленно принялся откупаться пряниками от непослушных девчонок, облепившихневесту и вовсю грозившихся тут же отмахнуть ей ножиками драгоценную девичьюкосу.

– Пряники ешьте да прочь кышьте! – незло и в третьсилы, но так, что зазвенели по полкам горшки, рявкнул на них воевода. – Нетак уж вы, мелкота, на еду ей да на наряды истратились, чтобы я ещё от васоткупался!

… А сам всё оглядывался на Ратшу, нарадоваться не мог: нидать ни взять – собственного сына женил. Гридень славный воеводе не сын ли!Ими, гриднями, что отец сыновьями, крепок воевода, крепок сам князь. Как неуважить такого, как не присватать понравившуюся девчонку! Пусть себе женится дародит столько славных сынков, сколько черепков в битом на свадьбе горшке!..

Вот сваты отогнали подружек, подняли невесту с лавки.

– Испытаем-ка, не слепую ли хозяйку Ратша берет! Сор-торазглядит на полу?

Расстегнули кожаные поясные карманы, стали кидать на полвправду сперва сор, а после и серебряные монеты. Всеслава металась туда-сюда,собирала всё это веником, проказливые сваты тот веник со смехом и прибаутками унеё отбирали, перебрасывали друг другу. Всеслава пыталась отшучиваться, потомслёзы выступили на глазах. Ратша разглядел, прикрикнул:

– Испытывать испытывайте, а обижать не велю! Всеславабыстренько кончила мести, подняла голову, улыбнулась ему робко и благодарно.

– А жениха-то посмотреть!.. – осмелев, подалаголос боярыня. – Вот поглядим ещё, довольно ли хорош!..

Ратша поклонился боярыне и подал ей большой расшитый платок.Потом подошёл к Всеславе и вложил ей в руки красивую бисерную кику – замужнийубор. Раскрыл сумку, достал серебряные височные колечки с круглыми завитками,сам приложил ей к очелью. Такие только-только появились ещё у ладожскихнаряжёх: и откуда прознал?.. Всеслава глядела на него снизу вверх, частоморгала, заливалась румянцем. Ратша не удержался, обнял её, легко поднял надполом, крепко поцеловал прямо в губы. Боярыня вскинулась было – ужо тебе,бесстыжему, при людях, при огне печном, да до сговора-то!.. – но онвыпустил съежившуюся Всеславу и повернулся к ближним подругам. Выволок из-запазухи длинную разомкнутую гривну и принялся, хвалясь молодечеством, голымипальцами рвать её на куски. Гривна скрипела и казалась в его руках восковой.Подружки примолкали одна за одной, тихонько брали блестящее, в бою добытоесеребро: кусочки были горячими. Воевода, довольный и гордый, то гладил сивуюбороду, то ерошил её пятерней. Таким бы вырастить Святобора!

– А ну! – приказал он погодя. – Неси коровай!

Гридни засуетились, выскочили вон. Вдвоем, на прикрытомблюде, внесли жениховское подношение Богам, славным Рожаницам и повелителюРоду. Тут же выставили невестину требу, и два коровая легли на стол бок к боку,ласково трогаясь загнутыми рожками. Хлеб с хлебом не ссорится. Разрежут их иперемешают куски в знак того, что быть отныне одному столу вместо двух разных,быть двум семьям крохами из одной печи.

У боярыни рука с ножом задрожала… Воевода Ждан её отстранил.Сам переломил хрусткие корочки, сам дал по крайчику невесте и жениху. Всеслававдруг заплакала, еле прожевала горбушку. А потом вовсе вскочила и убежала из-застола, и Ратша беспокойно вытянул шею – куда ещё, не убежит ли совсем? Бывало,сказывали ему, и такое.

Но Всеслава вскоре вернулась, подошла к жениху… и с поклономподала ему рубашку – добрую, льняную, всю расшитую по рукавам и груди!.. Боярынятак и ахнула. Она, мать родившая, и то ведать не ведала, что дочь сшила этурубашку Ратше в подарок, рубашку, которую никогда не дарят постылому, котораяобо всем рассказывает яснее всякого слова!

Минуло несколько дней, и однажды погожим вечером Всеславаотправилась на девичьи посиделки – для нее, просватанной, быть может, самыепоследние в жизни. Будет, конечно, ещё девичник, на котором она попрощается свольной волюшкой и подарит любимой подруженьке вышитое очелье… Да и послесвадьбы отчего не сходить в женский дом, не посидеть вместе со всеми зарукоделием и песней! Так-то оно так, но только прежним, девчоночьим,развесёлым, с шутками-прибаутками и полночными гаданиями о женихах, –таким более не бывать. Ведь и нынче уже сидела бы в чулане, укутанная скорбнымкрасным покрывалом, если бы мать не откладывала сговоренного пира, не тянула сосвадьбой – сердце не поворачивалось отдать Ратше единственное дитя!

На руке у Всеславы покачивалась корзинка, а в корзинке, подполотенчиком, тихонько дышали теплом свежие пироги. В женском доме жилонесколько старух, которым злая судьба не оставила к закату дней ни избы, нидвора, ни гостеприимной родни. Дом, конечно, совсем им не принадлежал, номолодежь подкармливала бабок, делая вид, будто всякий раз откупает у них лавкипо стенам, пол под ногами и крышу над головой. Беззубые старинушки благодариличем могли: учили смешливых озорниц премудрым вышивкам и песням, каких всегда вдостатке на памяти у много живших людей. Учили закликать в гости весну,радостно встречать первый хлеб нового урожая и честно провожать смертные сани,увозящие на кладбище-буевище самых любимых…