От качки Луизу замутило. Она сделала несколько глубоких вдохов и закрыла глаза, но тут же снова их открыла, не в силах побороть головокружение. Она села на скамью спиной к палубе, подальше от борта. Ей хотелось смотреть и смотреть на море, запоминая линии островов с ослепительно-белыми берегами, в которые тыкали пальцами туристы. Хотелось запомнить силуэты парусников, стоящих на якоре и изящно скользящих по морской глади. Ей очень хотелось, но желудок восстал против нее.

Солнце палило все беспощадней, и зевак, глазеющих на распростертую на скамье женщину прибавилось. Та опустила на глаза маску для сна и, судя по всему, из-за ветра не слышала ни сдавленных смешков, ни перешептываний, ни оскорбительных комментариев. Луиза глаз не могла оторвать от этого тощего тела, по которому струился пот. Женщина жарилась на солнце, как брошенный на угли кусок мяса.

* * *

Поль снял две комнаты в очаровательном семейном пансионе, расположенном в высокой части острова, прямо над пляжем, постоянно заполненном детьми. На закате бухту окутывал дивный розовый свет. Они ходили в Аполлонию, столицу острова. Бродили по улицам, окаймленным кактусами и смоковницами. На одной из круч приютился монастырь – туристы осматривали его прямо в купальниках. Луиза всем своим существом упивалась красотой этих мест, покоем узких улочек, закутками, в которых дремали кошки. Она садилась на низенькую ограду, свесив ноги, и наблюдала, как в доме напротив старуха метет двор.

Солнце уже опустилось в море, но еще не стемнело. Свет только-только начал обретать пастельные тона, и еще оставались видны детали пейзажа. Абрис колокола на церковной колокольне. Орлиный профиль каменного бюста. Море и поросший кустарником берег словно сбросили дневное напряжение и погрузились в сладостную негу, с наслаждением отдаваясь ночи.

Луиза уложила детей, но ей не спалось. Она вышла на балкон своей комнаты, откуда открывался вид на округлую бухту внизу. К вечеру задул ветер с моря, и в его дуновении ей чудился вкус соли и несбывшихся надежд. Она так и заснула там, в пластмассовом шезлонге, вместо одеяла накрывшись тонкой шалью. Ее разбудила утренняя свежесть, и она едва сдержала восторженный крик перед красотой наступающего дня. Чистой, простой и неотразимой красотой. Красотой, доступной каждому.

Дети проснулись в прекрасном настроении и сразу наперебой стали проситься на море. Адаму не терпелось вываляться в песке. Миле – увидеть рыб. Наскоро проглотив завтрак, они поспешили на пляж. Луиза надела просторное оранжевое платье, напоминающее арабскую джеллабу, заставив Мириам улыбнуться. Несколько лет назад его подарила Луизе мадам Рувье, заметив при этом, что «очень его любила».

Луиза намазала детей защитным кремом, и они наперегонки побежали штурмовать песок. Луиза села в тени сосны, прислонившись к невысокой каменной стене и подтянув колени к груди, и уставилась на искрящееся под лучами солнца море. Она в жизни не видела ничего прекраснее.

Мириам улеглась на живот и читала роман. Поль, пробежавший перед завтраком семь километров, дремал. Луиза принялась лепить из песка огромную черепаху, которую Адам рушил, а она терпеливо восстанавливала. Мила, измученная жарой, потянула ее за руку: «Луиза, пошли купаться!» Но няня не согласилась и велела девочке подождать. Еще немного посидеть. «Лучше помоги мне доделать черепаху». Она показала Миле собранные ракушки, которые аккуратно укладывала поверх своей скульптуры, формируя панцирь.

Сосна уже почти не давала тени, и зной становился нестерпимым. Луиза, и сама истекавшая потом, больше не знала, что отвечать Миле, настойчиво тянувшей ее к воде. Девочка схватила няню за руку, но Луиза осталась сидеть. Взяв Милу за запястье, она оттолкнула ее, и та шлепнулась на песок.

– Я же сказала, отстань от меня! – крикнула Луиза. Поль открыл глаза. Мириам бросилась утешать заплакавшую Милу. Родители бросали на няню сердитые непонимающие взгляды, под которыми она стыдливо потупилась. Прежде чем они потребовали у нее объяснений, она еле слышно прошептала: «Я вам не говорила, но я не умею плавать».

Поль и Мириам от удивления онемели. Мила захихикала, и они замахали на нее, чтобы замолчала. Но Мила не унималась: «Луиза – малявка. Даже плавать не умеет!» Поль смутился и в то же время разозлился. Он злился на Луизу за ее никчемность. За то, что теперь будет ходить с видом мученицы и отравит им весь день. Он повел детей купаться, а Мириам снова уткнулась в книгу.

Утро было испорчено, и обед на террасе небольшой таверны проходил в угрюмом молчании. Они еще не покончили с едой, когда Поль вдруг вышел из-за стола, взял на руки Адама и решительно направился к пляжному магазинчику. Он вернулся вприпрыжку – раскаленный песок жег ему голые ступни – и с пакетом в руке. Он помахал пакетом перед Луизой и Мириам:

– Вот!

Женщины ничего не ответили, но Луиза послушно вытянула руки, и Поль нацепил ей чуть выше локтей надувные нарукавники.

– Вы такая тоненькая, что вам детские нарукавники впору!

* * *

Целую неделю Поль учил Луизу плавать. Они вставали пораньше и, оставив Мириам с детьми плескаться в маленьком бассейне при отеле, отправлялись на пустынный в этот час пляж. Ступив на полосу влажного прибрежного песка, они брались за руки, входили в воду и долго шли вперед, глядя на горизонт. Они шли, пока пальцы ног не отрывались от дна и тело не всплывало. В этот миг Луизу неизбежно охватывала паника, которую она была не в силах скрыть. Она вскрикивала, и Поль понимал, что надо сжать ее руку еще крепче.

Вначале он стеснялся прикасаться к Луизе. Когда он учил ее лежать на спине, одной рукой поддерживал за шею, а другой – за ягодицы. Тогда у него в голове мелькнула идиотская мысль, едва не заставившая его расхохотаться: «У Луизы есть задница!» Луиза, лежа у него на руках, дрожала всем телом. Раньше он не обращал внимания на ее тело, причисляя Луизу к категории детей или обслуживающего персонала. Если он и смотрел на нее, то никогда ее не видел. А ведь она далеко не уродина. Полю казалось, что он удерживает ладонями куколку. Из-под купальной шапочки, которую купила ей Мириам, выбились пряди светлых волос. От загара на щеках и на носу проступили крошечные веснушки. Поль впервые заметил, что ее лицо покрыто тонким светлым пушком, как у только что вылупившегося цыпленка. Но в то же время в ней было что-то по-детски невинное, что не позволяло почувствовать к ней явное влечение.

Луиза смотрела на пальцы своих ног – как они ступали по песку, как их начинала лизать морская вода. Пока они плыли на корабле, Мириам рассказала, что в давние времена остров Сифнос был обязан своим процветанием подземным залежам золота и серебра. Луиза решила, что искорки, вспыхивающие на камнях, которые просвечивали с морского дна, и есть крупицы драгоценных металлов. Прохладная вода дошла ей до бедер. Поднялась до лобка. Море было спокойным и прозрачным. По водной глади не пробегала даже слабая рябь, чтобы ткнуться Луизе в грудь и напугать ее. На берегу, у самой кромки прибоя, возились под неусыпным родительским взором малыши. Вода дошла Луизе до талии, и у нее перехватило дух. Она подняла голову к неправдоподобно сияющим небесам. Коснулась тонкими руками своих желто-синих нарукавников с изображением лангуста и тритона и бросила на Поля умоляющий взгляд.