Зима выдалась снежной и холодной, убивая жильцов не хуже мора. По улице изредка проезжали патрули, шаря проекторами по тротуарам и окнам. И совсем редко впотьмах мелькали осторожные тени нарушителей комендантского часа и мародеров.

Зима и без того печальное время. Но сейчас глухая тишина засыпанных снегом пустых улиц казалась просто зловещей. От неживой жути во внешней среде хотелось защититься. Даже не от шальных пуль, а от того другого, о чем три месяца назад возвестил трубный глас ионосферных течений.

Оттого окна моей квартиры были наполовину заложены мешками с песком и заклеены антистатической пленкой. Но это помогало мало, и без новых технологий нам все давно пришел бы кирдык только от одного излучения.

Началось все как-то издалека. Работали магазины, учреждения, метровые каналы ТВ, даже выходили газеты. Казалось, будто все приходит в норму. Только бронетехника на улицах и военно-милицейские пикеты напоминали о произошедшем. Все ждали, когда наконец включат сотовую связь. С неба светило яркое осеннее солнце, и никому не хотелось думать, что впереди ждет страшное. В больницах понемногу умирали жертвы инцидента, новые отравления воспринимались как досадная случайность.

По ним проводились всяческие проверки, устраиваемые для поддержания в тонусе работников торговли. Подозреваемых отправляли в Лужники и на Динамо. Насколько мне было известно, ни одно из дел не было доведено до суда, даже военно-полевого. Все обвиняемые довольно скоро умерли от синдрома «Х», как и тысячи других заключенных лагерей смерти.

Милиция и военные все активней включались в процесс распределения. Теперь без людей в зеленой или серой форме не обходился ни один магазин или товарный склад. Уполномоченные важно, в присутствии свидетелей открывали замки. За поврежденные пломбы можно было отправиться за колючку в один из спорткомплексов.

Напуганное вестями о непригодности еды, население пыталось скупать провизию и хозбыт. Скоро километровые очереди желающих купить сухари, соль, мыло, консервы, спички заставили ограничить норму отпуска и даже ставить штампики в паспорте об отоваривании.

Под зорким контролем стражей порядка не прописанные в славном городе отправлялись торговыми работниками в «волшебное эротическое путешествие». Свободно приобрести можно было только всякое ненужное барахло вроде книжек Донцовой и дисков с фильмами. С недовольными разбиралась милиция при помощи «демократизаторов» и прикладов.

Денег было завались, но купить на них ничего нельзя. Многие предприятия самораспустились сразу. «Зубры», державшиеся зарплатами или палочной дисциплиной, продолжали по инерции работать. Люди отсиживали положенные часы и уходили. Сила привычки была велика, и, пока не начались перебои с общественным транспортом, подобие деловой активности продолжалось. Для многих это было лучше, чем бессмысленно сидеть дома и пересматривать старые фильмы.

Ничего толком узнать было нельзя, неизвестность угнетала. Всем было понятно, что надвигается нечто страшное, что предстоит зима, что неизвестно, сколько времени рацион будет состоять из консервов и прогорклой крупы, поэтому даже полная продуктов кладовка не спасет.

Как во все времена тягот и бедствий, были введены талоны, которые распределялись по линии МВД и, как водится, исключительно для имеющих постоянную московскую прописку. Всем прочим предлагалось отправиться на места проживания. Временные регистрации обьявили утратившими силу в связи с режимом ЧС.

Отделения милиции и паспортные столы осаждали толпы разнообразного народа, от гастарбайтеров, которые мели улицы, до высокооплачиваемых креативных менеджеров. И все одинаково умоляли не отправлять их на историческую родину.

Несмотря на то, что Интернет был отключен, а междугородняя связь была только на переговорных пунктах, не со всеми регионами и отвратительного качества, по столице распространялись слухи один ужасней другого.

Рассказывали о страшной болезни, заразиться которой можно, всего лишь постояв рядом с носителем. О том, как люди пухнут от голода над кучей свежих продуктов, пока хватает силы воли. О вымирании целых поселков и маленьких городков.

Слухи весьма жестоко пресекались. Платные осведомители и добровольные стукачи пачками закладывали любителей сплетен. На роль осведомителей часто вербовали иногородних. Привлекали их и к прочим грязным работам. Бесправная масса была готова на все, чтобы их не выслали.

В толпе вылизывающих улицы азиатов замелькала одежда топового сегмента, появились явно не гастарбайтерские лица.

Этим белоручкам чаще других доставалось по голове и по хребту символом российской демократии. Никто не возражал, потому что это было себе дороже.

Вскоре милиция опомнилась и перестала раздавать талоны просто так. Поскольку деньги стали бумагой, именно продталоны стали деньгами. И именно милиция стала крупнейшим работодателем для граждан, которые не подпадали под административно-притеснительные меры.

У милицейских было много работы для них: строительство заграждений на МКАД и огневых точек на улицах, укрепление зданий, выбранных под опорные пункты, погрузочно-разгрузочные работы по переносу товаров из опечатанных гипермаркетов на милицейские склады, рытье ям в парках и на пустырях. Иногородних соответственно перевели рангом ниже и заставили в эти ямы трупы закапывать.

Стражи порядка стали силой, которая начала понемногу подменять собой все. После выключения Интернета и сотовых ограничения коснулись проводной телефонной связи. Теперь абоненты МГТС делились на три категории.

Первая, очень немногочисленная их часть, пользовалась связью как и раньше. Привилегированные номера включались в местах компактного нахождения стражей правопорядка. Вторая группа абонентов имела доступ ко всей телефонной сети по персональному коду. В нее входили оперы, вояки, штатные осведомители, разнообразный околосистемный народец, а также фрикеры. Основная масса населения могла только принимать вызовы и звонить в службы экстренной помощи.

Следом новая власть поставила своей задачей разоружение народа. Используя данные милицейских баз, отряды спецназа поехали по адресам изымать оружие. Попутно забирали травматику, пневматику, туристические ножи, рации, шокеры и газовые баллончики. По беспределу отнимали все похожее на оружие, включая большие кухонные ножи, ломы, газовые ключи и лопаты.

Протестующих и просто подозрительных, отделав дубинками, отправляли в Лужники. По всему городу развесили плакаты с требованием сдачи оружия и предметов, могущих быть таковым. По ночам группы быстрого реагирования вламывались в квартиры, устраивая обыски.

В городе поразительно быстро исчезли «тарелки» спутниковых антенн. Часть забирали «полицаи», а в основном люди демонтировали и выкидывали их сами.

Особенно быстро процесс пошел, когда, после отчаянных сообщений из забугорного далека об отравлениях и погромах импортное спутниковое телевидение приказало долго жить.

Следом порезали местное эфирное вещание. Осталась только пара каналов, на которых продажные журналюги призывали к сплоченности, выдержке и пугали повторением беспорядков, оправдывая жесткие милицейские акции.