— Не знаю, — усмехнулся Хирон. — Вряд ли. Скорее всего был таким же. А теперь я посвечу факелом, а ты вынь оттуда всё, что там припрятано.

Углубление оказалось не таким уж просторным — просто большая выемка в скале. На полу этой выемки лежали толстые циновки, а на них... Одну за другой Ахилл вытащил из ниши громадных размеров палицу, кованую, мощную, такую же тяжёлую, как памятная ему булава лестригона Каррика, затем львиную шкуру, тоже необычайно большую — лев, что носил её, был, должно быть, ростом с хорошего быка, затем огромный лук и колчан всего с несколькими стрелами.

— Осторожней! — предупредил Хирон. — Стрелы отравлены, и я уверен: яд опасен до сих пор. Он извлечён из пасти самой ядовитой твари, что водилась в ахейских землях. Правда, у неё были не две головы, как все болтали, а одна, но эта змеища и с одной головой отправила в царство Аида больше людей, чем все другие змеи, вместе взятые. Я рассказывал тебе о ней. Помнишь?

— Лернейская гидра! — вскрикнул Ахилл. — О, великий Бог! И эта палица... И львиная шкура! И лук, которого никто не натянет!

— Ты натянешь, — спокойно сказал старик. — А я уже не натяну. Поэтому возьми его, если хочешь. Стрелы лучше сжечь: яд — скверная штука. Подло им пользоваться — ты в этом убедился. И шкуру возьми. Когда-то я носил её вместо плаща. Это был страшный лев, до сих пор не пойму, как он такой вырос и с чего был так свиреп. Он ухитрился выбить у меня из рук копьё и разгрыз, будто соломинку. Пришлось полагаться только на силу рук. Я задушил его.

— Ты... — герой задохнулся, потрясённый вдруг открывшейся ему правдой. — Твоё имя...

— Я был величайшим героем Ойкумены, — голос отшельника обрёл на миг небывалую силу, но тотчас погас, вновь став мягким и ровным. — При жизни обо мне сложили больше легенд, чем об иных богах. Но не менее половины из них — красивые сказки. А главное — всё это ничего не стоит.

— Геракл! Великий Геракл! — воскликнул Ахилл. — И я жил с тобой рядом пять лет и не знал...

— И хорошо, что не знал, — рука отшельника твёрдо сжала плечо троянца. — Геракл умер. Давно. Девяносто лет назад. Да и Хирон, считай, уже мёртв. Если уж меня прозвали кентавром и стали в это верить! А теперь идём-ка в нашу тёплую, натопленную пещеру, да и ляжем спать. Вам с Пентесилеей завтра в дорогу, а мне хочется ещё проводить вас туда, вниз. Думаю, мы видимся в последний раз, мой мальчик.

Но они не спали эту ночь. Говорили и говорили до рассвета. А утром простились. Навсегда. Год спустя до Ахилла дошла весть о смерти Хирона. А ещё через два года он вновь побывал в пещере своего детства и отыскал могилу — небольшой курган, сложенный из неотёсанных плит. Герой поднял на вершину этого кургана тот самый громадный камень, что когда-то закрывал потайной грот, и выбил на нём оба великих имени, которые при жизни носил его учитель.

С тех пор как скитальцы возвратились в Трою, прошло двадцать лет Знаменитый город давно уже полностью восстановлен, и, как уверяют все, кто видел его до войны, стал теперь ещё роскошнее и величественнее.

Гектор заслужил славу одного из самых могучих и мудрых царей Ойкумены, к тому же в пятьдесят шесть лет он всё так же силён и прекрасен. Правда, им с Андромахой не удалось превзойти Приама и Гекубу числом детей — у них сейчас шестеро сыновей и две дочери. Иногда кто-либо из родни шутит по этому поводу. Но царица Гекуба, которая и сейчас, в свои семьдесят восемь лет, весела, подвижна и в полной памяти, мудро возражает: «У царей есть одно преимущество — от них зависит не только число рождённых ими детей, но и то, сколько из этих детей доживёт хотя бы до зрелых лет. Думаю, здесь Гектор превзойдёт нас с мужем...»

Действительно, все эти двадцать лет Троя живёт без войны. И тому причиной не только великая слава Гектора, но и слава его главнокомандующего и соправителя, его легендарного брата. Ахиллу всё так же нет равных в силе, быстроте, искусстве боя, и троянское войско боготворит его, а вес, кому, может быть, хотелось бы посягнуть на богатства Трои и Троады, не смеют и мечтать о победе над таким войском и таким предводителем. Ахилл до сих пор принимает участие в праздничных состязаниях, но лишь в беге, стрельбе и метании копья и диска — ни в кулачном бою, ни в борьбе с ним никто не выйдет на поединок... У них с Пентесилеей семеро детей — шесть сыновей и одна дочь. Она родилась последней, пять лет назад, и сейчас готовится к отъезду в Темискиру — нарушить закон амазонок родители не хотят. Но маленькая Инника так хороша, что Пентесилея надеется на её возвращение: лет через десять кто-нибудь из молодых троянских богатырей обязательно захочет завоевать её и отправится на трудные состязания. Самой Пентесилее сейчас сорок семь, однако никто, видя её впервые, в это не верит — она выглядит лет на пятнадцать моложе и тоже участвует во многих состязаниях на троянских праздниках, заставляя ворчать стариков — женщина, жена царевича, мать семерых детей, и на тебе!

Первенцы великих братьев Астианакс и Патрокл связаны такой же могучей дружбой, как и их отцы. Они всегда рядом, и, хотя Патрокл в свои двадцать пять лишь немного уступает в силе и воинском искусстве Ахиллу, Астианакс ему не завидует. Он и сам прекрасный воин и атлет, изучает все науки, что пристало знать царю, но понятно, что хотел бы стать царём как можно позднее. Три года назад он женился, и у него уже двое сыновей. Войн нет, но иногда молодым троянцам всё же приходится воевать: шесть лет назад на прибрежных островах стала бесчинствовать новая банда морских разбойников, которую пришлось уничтожить, несколько раз на окраинах страны объявлялись большие отряды дорожных грабителей, и от них страдали богатые троянские караваны — так что мечи у воинов не ржавеют, и упражняться приходится не только на площади Ареса.

Деифоб, неисправимый любитель юных красавиц, тянул с женитьбой, пока Гектор не пригрозил, что станет во всеуслышание звать его вторым Парисом... В тридцать пять лет неугомонный царевич взял в жёны дочь простого кузнеца, но ни его мать, ни братья не стали возражать — лишь бы женился! И теперь он обогнал обоих старших братьев: прошло тринадцать лет, а детей у него уже десять. Правда, сыновей из них только трое, но отважный Деифоб уверяет, что на этом не остановится.

Что до Троила, то он долго вдовел после смерти Криты, почти вырастил обоих своих близнецов, но совсем недавно поехал с посольством царя в Темискиру, и... Гектор знал, куда послать своего брата — вероятно, Троилу вообще нравятся только амазонки. Царевич попал с посольством прямо на войну — амазонки отражали нападение каких-то воинственных соседей. И в бою рядом с Тройном оказалась Артита, дочь царицы Аэлы. Дальше всё решилось в ближайшие два дня: состязания, победа, свадьба — сперва в Темискире, затем в Трое.

Всё хорошо и у Антенора — его жена Мирна оказалась доброй и кроткой, сумевшей смягчить его крутой нрав. К тому же она рожала ему ТОЛЬКО сыновей! Их у него семь, и он называет себя самым гордым отцом в Трое. Лишь ехидный Терсит, с которым Антенор очень дружит, уверяет, что дело не в самом богатыре-воине, а в войне — после войны всегда рождается больше мальчиков.