или какой другой жрец. Если то, как он поступил с чашкой Алашкурри, встревожило призрак деда Шарура, то как же должен был встревожиться Энгибил? И что стало с богами по всей земле Кудурру? Призрак сказал, что ни одна иертвая душа не могла бы сказать, почему кричали боги Алашкурри, ну так оно и к лучшему». Мысли эти стрелой пролетели у него в сознании, и Шарур решился: — Тот человек сказал тебе правду. — Интересно, какова будет реакция Кимаша? Лугал искал Хаббазу, Энгибил искал Хаббазу, все искали вора, как будто он был главным в этой истории.

Но Кимаш только медленно похлопал в ладоши три раза.

— Это хорошо, — сказал он. — Очень хорошо. Наверное, от этого пострадали боги, но это не наши боги. Боги, которых это коснулось, живут далеко. А вот людям стало легче дышать. Мой прадед был энси, через него говорил Энгибил. Прадед мой был жрецом. Энгибил отдавал ему приказы точно так же, как сегодня Энимхурсаг отдает приказы своим людям.

Лугал избегал говорить о себе. Шарур тоже с осторожностью произнес:

— Сегодня лугал говорит от себя, но он должен быть осторожен, чтобы бог не захотел вернуть ту силу, которую он сам выпустил из рук. Но что будет во времена правнуков лугала?

— Я тоже об этом думал, — мягко сказал Кимаш. Его глаза светились. — Кто тогда будет остерегаться, и кого?

— Интересный вопрос, — протянул Шарур. Он представил себе, что Энгибил умалился настолько, что стал напоминать демона пустыни или и вовсе какого-нибудь мелкого бога, вроде Кессис или Митас, способного повлиять на судьбу человека к добру или к худу, но уж точно не способного претендовать на власть в городе. А еще он представил себе лугалов, управляющих другими городами Междуречья. Он надеялся, что даже упрямые боги почувствуют людей из своих городов, если те начнут бить их по пяткам, как Шарур рубил сухожилия Энимхурсага во время последней битвы.

— Дорога будет нелегкой, — сказал Кимаш. — И не прямой. Боги скоро сообразят, в какую сторону она ведет, эта дорога. И конечно попытаются сбить нас с пути. Они сильны. Они опасны. И они еще могут победить. Если Энгибил разгневается прямо сейчас, кто знает, смогут ли гибильцы противостоять его гневу и его силе?

— В начале года лугал опасался того же, — напомнил Шарур так, словно лугал не сидел перед ним, а был у себя во дворце. — Но что-то я не заметил, чтобы бог так уж хотел восстать в гневе, а ведь сила у него была.

— Это все об одном и том же, — заметил лугал. — Думаешь, в чем главная задача лугала? Отвлечь бога. Развлечь бога. Но я очень надеюсь, что так будет не всегда. Ведь у лугала найдутся и другие дела…

— Знаешь, уважаемый Измаил, я думаю, что такой момент можно и приблизить. —Шарур подумал и рассказал, как Тарсий, увлекшись, выдал главную тайну богов. Это ведь и к Энгибилу относилось. И он в чем-то таил часть своей силы.

— Вот как, — задумчиво произнес Кимаш. — Надо же, как интересно! — Шарур чуть не обиделся на него, ведь он рассказал Кимашу очень важную вещь, а тот, похоже, не понял. Но в это время Кимаш наклонился к нему и спросил: — И как ты думаешь, что это может быть за штука? И где ее искать?

— Понятия не имею, — ответил Шарур. — Главное, я узнал, что такие вещи существуют. Бог Алашкурри случайно проговорился. Он был в гневе. Спорил с богиней. К тому же это было во сне. Но я услышал и запомнил.

— Вот как, — опять произнес лугал. — Это очень важное знание, и очень важный вопрос, который мне теперь предстоит решать. Я же обычный человек, но у меня есть одно преимущество перед богом: мне не надо заботиться каждую секунду о других обычных людях. — По его улыбке можно было догадаться, как далеко расходятся слова, произносимые им, и мысли, бьющиеся у него в голове.

Шарур тоже думал. Один вопрос занимал его больше прочих.

— Интересно, как человек, ну, не совсем обычный, допустим, правитель города, может отыскать такую вещь, чем бы она не являлась? Если она вообще существует, конечно?

— Пока даже предположить не могу, — Кимаш пребывал в глубокой задумчивости. — Но такой человек, несомненно, займется поисками такой вещи, и чем быстрее, тем лучше.

— Да, мечтательно произнес Шарур. — Обладание такой вещью могло бы помочь заключить с богом куда более выгодную сделку, чем без нее.

— Воистину, ты сын крупного купца, — сказал Кимаш. — Я верю, скоро и ты сам станешь крупным торговцем.

— Благодарю за великодушие, Измаил, — Шарур поклонился. Кимаш, услышав, что к нему обращаются правильным образом, благосклонно покивал.

Шарур хотел было сказать что-то еще, но передумал. Кимаш это заметил, но истолковал неправильно. Насторожился и спросил то, что сейчас ему представлялось важнее всего: — Не завладел ли бог твоим разумом, сын Эрешгуна? Мне важно это знать.

— Нет, — решительно потряс головой Шарур. — Ты напрасно беспокоишься. Просто я подумал… Есть у меня одна мысль, которую ты, возможно, сочтешь заслуживающей внимания.

— Слушаю. — Кимаш подался вперед.

— Тогда послушай меня, — сказал Шарур так, как если бы он обращался к Измаилу, человеку не особо важному, а вовсе не к Кимашу, лугалу Гибила. — Великие боги Алашкурри вложили большую часть своей силы в самую неприметную вещь. Великие боги Алашкурри сказали, что у Энгибила тоже есть некая вещь, в которой заключена большая часть его силы. Так не разумно ли предположить, что подобные вещи есть у всех богов?

Кимаш некоторое время сидел неподвижно. Затем он встал, шагнул вперед и поцеловал Шарура в обе щеки.

— Возможно. Твоя догадка может быть правильной. — Он опять улыбнулся, но на этот раз это была улыбка льва, следящего за толстой газелью, которая, в свою очередь, его не замечала. — Было бы любопытно узнать, есть ли такая вещь у Энимхурсага?

Зеркальное отображение такой же улыбки мелькнуло на лице Шарура.

— Если у Энимхурсага тоже есть такая штука, интересно, кто хотел бы найти ее больше: мы или имхурсаги, которые так долго живут под властью своего бога?

— Если бы они больше походили