вслух. Его и так поймут, в этом он не сомневался. И потому продолжал: — Я хотел бы освободить людей. Кому еще и когда предоставлялся такой шанс?

— Странно думать, — произнес Эрешгун, — что мы говорим об освобождении людей где-то там, далеко от Гибила, далеко от Междуречья…

— Да, странно, — согласился Шарур. В голове крутилась какая-то неотвязная мысль… Что-то такое сказал ночью во сне Тарсий, что не давало покоя сыну торговца… А-а, вот! Он говорил, что у Энгибила тоже есть нечто, в чем хранится его сила. Это что же, у всех богов должны быть такие талисманы? Как у горных богов, хранивших силу в этой чашке? Например, Энимхурсаг… он тоже зависит от некоей вещи, припрятанной где-то в его городе?

— Итак, мы действительно готовы это сделать? — снова спросил Эрешгун.

Хаббазу промолчал. Тупшарру промолчал. Только Шарур ответил отцу.

— Думаю, да, отец. О каких бы людях не шла речь, как бы далеко они не жили, мы поможем всем людям. Они станут свободными. — Хаббазу не возразил. Тупшарру не стал противоречить старшему брату. И даже Эрешгун признал за Шаруром право решать.

— Кто это сделает? — спросил Хаббазу удивительно тихим голосом. И голос этот слегка дрожал. Кажется, мастер-вор вышел из-под тени своего бога куда дальше, чем любой его соотечественник. Возможно, даже дальше, чем многие гибильцы, но все-таки не так далеко, как Шарур, Эрешгун и Тупшарру.

— Я, — решился Шарур. Он тоже говорил тихо, его голос тоже подрагивал. — Большинство наших проблем началось после моего последнего путешествия. Я надеюсь, что как только мы сделаем дело, кончатся и наши проблемы.

— Мы — люди, — пожал плечами Эрешгун. — Проблемы у нас будут всегда.

Некоторое время потребовалось всем, чтобы осознать его слова. Наконец, Хаббазу кивнул. Шарур и Тупшарру повторили его жест. Эрешгун продолжал: — Так что будем надеяться, что нашим поступком мы покончим хотя бы с некоторыми.

— Да, — сказал Шарур. — Будем надеяться.

Он огляделся. Взгляд его упал на бронзовую вазу, украшенную барельефами львов и крокодилов и с гордой надписью по краю: «Сделал мастер Димгалабзу». Горные жители, конечно, не могли бы прочитать эту надпись, но и так не пожалели бы за нее немалую сумму, если бы только их боги позволили им торговать с Гибилом. А теперь они будут ценить эту вазу по другой причине, о которой даже не догадаются никогда. Шарур взял вазу за горлышко и подержал в руках. Хороший размер. И вес хороший.

— Она из бронзы, — сказал Тупшарру. — Это правильно.

— Она из бронзы, — повторил Эрешгун, — и на ней вырезаны слова. Это очень правильно.

— Вот и я так подумал, — Шарур покачал вазу на руке. — Металл и письменность: в этом сила людей. Они пришли к нам не от богов. Мы научились сами.

Все еще держа вазу за горлышко, он подошел к прилавку и встал перед чашей, в которую великие боги Алашкурри упрятали спрятали столько своей силы… Крик! Или ему послышалось? Шарур потер левое ухо и понял, что крик прозвучал не в ушах.

Похоже, не только он услышал этот отчаянный вопль.

— Они знают, что ты собираешься сделать, — прошептал Хаббазу. — Даже так далеко они знают!

— Знают, — согласился Эрешгун. — Знают и боятся.

Шарур собрался с духом и с размаху ударил вазой по хрупкому глиняному изделию. Чашка распалась на сотни глиняных осколков с острыми краями. Они разлетелись по всей комнате, и один из них полоснул Шарура по руке, словно великие боги Алашкурри пытались хоть так отомстить сыну торговца.

Маленькая месть, совсем маленькая. В тот момент, когда ваза соприкоснулась с чашкой, Шаруру послышался еще один крик, быстро перешедший в тихий жалобный вой, погасший в воздухе, как гаснет догоревший дотла факел.

— Надо же! — воскликнул призрак деда Шарура, — вой и зубовный скрежет! Я едва не оглох! А будь у меня уши, точно оглох бы.

— Ты слышал этот крик в своем царстве, призрак моего отца? — спросил Эрешгун.

— Слышал? — усмехнулся призрак. — Да он до сих пор мечется здесь эхом! Я весь дрожу. Как ты только осмелился? Как у тебя духу хватило? Это же безумие какое-то!

Теперь Шарур и сам не мог понять, как у него рука поднялась. Он нервно спросил:

— А другие в вашем царстве узнают, кто это сделал? А боги? Они знают?

— Я видел, как ты это сделал, — ответил призрак его дедушки. — И я слышал, как боги Алашкуррута закричали, когда ты это делал. Так что в моем царстве все, от гор Алашкурру до болот Лараванглала, слышали их крик. Это был великий вопль. Но вряд ли те, кто не видел, поймут, что его вызвало.

— Благодарю тебя за эту весть, призрак моего деда, — искренне сказал Шарур.

— А тебе, внук, спасибо за твою благодарность. Только ты ведь не думал, как это отзовется за пределами мира живых? — Призрак сам же и ответил на свой вопрос, не дожидаясь ответа Шарура. — Конечно, не думал! — Спорить с ним никто не стал.

— Интересно, что сейчас делается в горах Алашкурру? — задумчиво проговорил Шарур. — Допустим, Тарсий вещал в своем храме. Так он что, онемел? А если Фасильяр помогала роженице, так у нее что, руки опустились? Женщине теперь одной рожать?

— Хорошие вопросы ты задаешь, — одобрил Эрешгун. — Мне тоже интересно, что теперь станет с горцами, после того как их великие боги утратили свою силу. Представляешь, что было бы, если бы Энимхурсаг вдруг перестал распоряжаться жизнями своих людей?

— Ну, кто-то, наверное, сам с собой управится, — Шарур потер лоб. — Думаю, большой беды не будет. Например, ванак Хуззияс очень похож на Хаббазу, то есть на человека, далеко вышедшего из-под тени богов. Он бы еще дальше ушел, кабы у него шанс был. Вот, теперь такой шанс у него есть. На некоторое время в землях Алашкурру воцарится хаос, но горцы не похожи на имхурсагов.

— А мне вот интересно, что Энимхурсаг думает о людях после того, как ты его обманул? И что говорят его люди? — проговорил Тупшарру. — Теперь-то он уж точно не будет доверять никому за пределами своего города. Да и своим-то