ведь сам это видел! Как же она — такая девушка может за этого парня выйти? Как же он смеет на ней жениться? «Впрочем, подожди, Борис, ты его так чернишь, а сам? Ты сам-то разве лучше? Ты мечтаешь вот об этой девушке, что рядом сидит, а сам уже путался чёрт знает с кем, это как?» — думал парень, смущённо опустив голову. Он почти машинально повторил:

— За кого, ты говоришь, выходит Мила-то?

— Да ты спишь, что ли? Хорош часовой: ещё и ночь не началась, а он уже заснул! Я же тебе сказала — за Митю Сердеева, он двоюродный брат Фёдора, я поэтому так его и рассматривала, ведь он теперь мне вроде как родственник. Он совсем не похож на Митю, гораздо красивее…

— Да, да! — ответил Борис, а сам продолжал думать: «Как же это так получается, что прежде, чем сделать что-нибудь хорошее, обязательно в какую-нибудь грязную историю вляпаешься? Сидишь сейчас рядом с девушкой, которая дороже тебе всего на свете, и сам ещё не решил, как у тебя с ней будет. Может быть, так же, как с Середой или с Марфой, а? — Борис невольно покраснел от стыда, — Нет! Нет! — мысленно воскликнул он. — Только не так! Эта девушка будет моей женой! Я женюсь на ней, обязательно женюсь! Что, осуждаешь Митьку? Я и Катя — совершенно другое! А что же ты Митьку осуждаешь? Может быть, у него только к Милочке появилась настоящая любовь, а? Да, наверное, так! Пусть он себе женится на ком хочет, пусть Мила выходит замуж за кого хочет. Важно только, чтобы вот эта насмешница согласилась стать моей женой. «Твоей женой? — шептал ему какой-то голос. — Это когда тебе семнадцать лет всего, да и ей ещё только шестнадцать? Борис, ты с ума сошёл!» А всё равно, — упрямо сопротивлялся он. — Через год мне будет восемнадцать, тогда и женюсь!» — «А она-то за тебя пойдёт? Ты об этом-то подумал? Ты бы её хоть спросил, нравишься ли ты ей, а то уже сразу о женитьбе размечтался! Эх ты, дурак, мечтатель …»

Все эти мысли пронеслись в мозгу Бориса в течение нескольких секунд, но тем не менее молчание затянулось, и он, спохватившись, спросил:

— А ты знаешь, что Митька Сердеев здесь? Он что, вместе с вами приехал?

Катя засмеялась:

— И да, и нет… Видишь ли, мама, узнав о моей поездке в Новонежино, категорически запротестовала. Всё уже приготовили к тому, что повезёт отряд одна Нюська, но тут приехали Митя и Мила, я им рассказала о мамином решении, и они встали на мою защиту. Особенно помогло то, что Митя сам захотел ехать в Новонежино. Он заявил, что ему перед отъездом на север надо попрощаться с дядей, да и двоюродных сестёр и брата он давно не видел, надо им рассказать о своей женитьбе. Уговаривал он и Милу поехать, да та отговорилась необходимостью сборов в дальнюю дорогу. Вот тогда-то мама и согласилась меня отпустить, взяв с меня слово, что я буду слушаться его во всём, а его попросила строго присматривать за мной. Ну, как за мной присматривают, ты видишь! Если бы мама знала, что сейчас, в 12 часов ночи, я сижу с парнем вдвоём на улице, да ещё с каким парнем, с кем — с Борькой Алёшкиным! Ты ведь знаешь, какая про тебя слава в Шкотове-то идёт, а тут ещё Михайловы, особенно Ирина, подбавляют такого, что мне и самой страшно, что я с тобой знакома! Ну а мама — та бы, наверно, в обморок упала! Ну да ладно шутить, пора мне, чтобы маму не тревожить, пойду. Спокойной ночи!

Катя поднялась с лавочки, вскочил и Борис, он приблизился к ней. Ему так хотелось рассказать ей много-много — про себя, про своё нелёгкое детство, про то, что ему уже пришлось испытать и прожить, что было с ним на самом деле. Но язык его словно прилип к нёбу. Он только смотрел на белый овал её лица, хорошо заметный и в темноте.

Она же, заметив его приближение, испуганно протянула ему руку, затем так же быстро её выдернула и, ещё раз прошептав «до завтра!», торопливо скрылась в калитке.

Борис обошёл посты, сменил часовых, вновь уселся на скамейку. Ещё одна смена, и он пойдёт спать…

Но вот кончилась и эта смена. Подошёл со своими ребятами Хужий, сменили последних часовых, среди которых был и Фёдор Сердеев, друзья вместе пошли домой.

Видимо, в квартире учительниц немало толковали об отношениях между Борисом и Катей, которые бросались в глаза, потому что первым вопросом Федьки был следующий:

— Ну как там у тебя с моей новой родственницей-то? Клюёт?

Эти пошлые слова до такой степени не подходили к тому чувству, которое Борис ощущал к Кате, так не подходили к ней самой, что возмущённый парень остановился и, схватив друга за рукав гимнастёрки, гневно сказал:

— Вот что, Фёдор, если хочешь мне быть другом, не говори про это! Этого ты не поймёшь! Так про неё говорить нельзя! Она, она…

Борис не нашёл больше слов и только повторил:

— Не говори, пожалуйста, никогда об этом, я тебя прошу!

Фёдор покачал головой и как-то неопределённо хмыкнул.

А в квартире Сердеевых весь этот вечер проходила большая гулянка: Дмитрий Сердеев прощался с холостой жизнью. Макар Макарович пригласил сослуживцев, все они знали Митю, многие из них до дармовой выпивки всегда были охочи, народу собралось порядочно. Гулянка затянулась чуть ли не на всю ночь.

Утро следующего дня пионерские отряды провели на поляне возле школы и на лугу, выполнив все намеченные планом мероприятия. Разумеется, вожатые отрядов находились тут же. После обеда оба отряда так же торжественно прошагали из школы на станцию, там распрощались сперва официально, а затем и просто, по-дружески. Многие пионеры успели между собой передружиться.

После ухода поезда, увезшего шкотовский отряд под предводительством Нюськи Цион, Борис отправил по домам и новонежинских ребят. Он освободился.

К его удивлению и большой радости, Катя, проводив отряд и Нюсю, сама осталась в Новонежине, она подошла к стоявшим на перроне Макару Макаровичу, Мите и Федьке. Митя представил её дяде как новую родственницу и заявил, что они в Шкотово поедут завтра, а сегодня вечерком ещё догуляют. К этой группе подошёл и Борис.

Макар Макарович пригласил всех к себе обедать. Правда, Борис и Катя уже успели пообедать с пионерами, но ни тот, ни другая от этого приглашения не отказались.

После обеда, где Макар Макарович и