Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вначале по ней ехал сам Дмитрий и, хотя он находился под значительным градусом, проехал вполне благополучно. Затем сделал попытку освоить трассу Фёдор. Ему удалось проехать не больше десяти шагов, как он свалился набок. Митька, наблюдавший за этой поездкой, сразу нашёл ошибку у начинающего велосипедиста.
Тот не знал, как держать равновесие при помощи руля. Ведь нужно было при наклоне велосипеда в сторону немедленно поворачивать туда же и руль. Ни Федя, ни Борис об этом не догадывались, когда Митя разъяснил это основное правило, то дело пошло лучше. Уже через час оба парня смогли преодолеть эти 200 шагов без падения. Митя Сердеев вместе с Катей сидели на травке под развесистой берёзой и наблюдали за трудами «учеников».
Часа через три, когда солнце уже почти совсем склонилось к западу, оба велосипедиста, взмокшие, порядком уставшие, поцарапанные, с многочисленными синяками на ногах, но уже вполне уверенно преодолевавшие не только отведённый путь, но даже часть улицы, на которой жил Борис, в изнеможении опустились на землю рядом со зрителями.
Кстати сказать, кроме перечисленных, за освоением велосипеда наблюдало человек пять ребятишек — детей служащих железной дороги, обе сестрёнки Феди и Валя Фишер. Все они при каждом падении громко смеялись, чем немало злили неудачников, а возможно, и ускоряли процесс обучения.
Когда Борис и Фёдор уселись рядом и положили велосипед на траву, Митя поднялся и сказал:
— Ну, свояченица, давай-ка я тебя прокачу, не боишься?
Та немного смутилась от такого предложения, но отказаться не решилась.
Через несколько минут она уже сидела на раме велосипеда, а Митька, обняв её руками, взявшись за руль, вскочил на седло, и вскоре они скрылись за переездом, спустившись по дороге, ведущей в село. Когда они вернулись, Митя также покатал обеих сестёр Фёдора, Валю и ещё кого-то из ребятишек.
Тем временем «ученики» отдохнули и, конечно, тоже захотели продемонстрировать своё умение. К этому моменту около них осталась только Катя: Валю мать позвала домой, сёстры ушли готовить ужин, и единственной пассажиркой могла быть только она. Федя предложил прокатить её — она с сомнением покачала головой, но всё же согласилась. На велосипед они взобрались с помощью Мити и Бориса, тронулись довольно благополучно и так же благополучно вернулись, хотя велосипед под ними и вихлялся из стороны в сторону.
Борис испытывал страшные муки, когда видел, что Катю обнимают сперва руки Митьки, а затем и Фёдора. Как только Федя с Катей уехали, Митька повернулся к Борису и сказал:
— Слушай-ка, Борис, мне Федька сказал, что ты ухлёстывать за Катей начал. Имей ввиду, я теперь её родственник и в обиду её не дам! Так что, если ты что задумал, смотри, будешь иметь дело со мной! Ты что, влюбился в неё? — спросил он довольно сурово.
Борис не был готов к этому разговору, да ещё с кем — с Митькой Сердеевым! Мысленно он клял Федьку, услыхав, что благодаря его болтливости Дмитрий узнал о его чувстве к Кате. Он не предполагал, что происходившее в его душе, было написано у него на лице, во всём его облике, во взглядах, которыми он провожал Катю при каждом её движении. На самом деле, для такого опытного в этих делах человека, как Митька, ничего не стоило разгадать, что парень буквально потерял голову из-за этой девчонки.
Борис несколько мгновений молчал, затем, увидев возвращающихся Фёдора и Катю, вдруг ляпнул:
— Я на ней женюсь!
— Ого! — ошеломлённо сказал Митя, — Да ты, брат, скор на решения. Ну что же, родственниками будем! Только ей ведь ещё учиться надо, да и тебе подрасти необходимо. Намерение твоё я одобряю, верю, что ты не наделаешь никаких глупостей, но только не торопись, обдумай всё как следует, понял?
— Что это ты ему обдумывать велишь? — вмешалась в разговор Катя, соскочившая с велосипеда как раз в момент произнесения Митей последней фразы. Тот быстро нашёлся:
— Да вот, советую ему, когда он тебя повезёт, чтобы не торопился, а обдумывал каждый поворот как следует, — ответил Митя, лукаво взглянув на Бориса и делая упор на «он тебя повезёт».
— Нужно ещё, чтобы я согласилась поехать с ним! Я и с Федей вон сколько страху натерпелась, думала, что он меня насмерть зашибёт!
Борис уже взялся за руль велосипеда и, глядя на Катю умоляющими глазами, несмело попросил:
— Поедем?..
Та взглянула на парня и, тряхнув головой так, что рассыпались её мягкие густые каштановые волосы, как-то обречённо сказала:
— Ладно, поедем…
Она села на раму, а Борис неожиданно ловко вскочил на седло и, взявшись руками за руль, почти обнял её. Тепло, исходившее от её тела, беспрестанное касание лица её развевающимися по ветру волосами настолько опьянили его, что он ехал, почти не видя дороги. Может быть, именно поэтому он чувствовал себя гораздо увереннее, чем тогда, когда ехал один и пристально всматривался в каждую неровность дороги.
Честно говоря, раньше, когда он, скрывшись от взгляда наблюдателей, подъезжал к углу дома, где нужно было делать поворот, то, боясь упасть, слезал с велосипеда и, повернув его, садился вновь. Разумеется, при возвращении он в этом не сознавался. Сейчас, когда он вёз Катю, так сделать не решился, при повороте не сумел сохранить равновесие, и они упали.
На счастье, падение оказалось удачным, и, если не считать маленькой царапины на Катином колене, других травм не было. Однако она категорически отказалась сесть на велосипед снова.
— Пойдём пешком! — безапелляционно сказала она.
Взяв велосипед за руль так, что он оказался между ними, они пошли к станции.
Солнышко уже зашло, и над сопкой, за которой оно спряталось, уже зажглась первая, ещё чуть видная звёздочка. Борис взглянул на неё и вдруг решился:
— Катя, я тебя люблю! — сказал он, не поднимая головы и не глядя на девушку.
Та, наоборот, быстро и насмешливо посмотрела на него и ответила:
— Ты это ведь всем девушкам говоришь, чуть ли не с первого дня знакомства, я уже знаю! Удивлялась даже, почему это ты так долго мне об этом не сообщаешь… Ну что же, люби, а я нет!
При последних словах Кати Борис поднял голову и взглянул на неё, их взгляды встретились, и в её глазах он вдруг прочитал что-то такое, что никак не вязалось с её холодными насмешливыми словами. И, несмотря на это, ему сделалось так хорошо, что он был