Вопрос прозвучал совершенно неожиданно, безовсякого перехода или предисловия. Было очень странно, что она интересуетсямной, и при этом интересуется не тем, почему я такая идиотка, что до сих пор немогу найти, принести, отнести и т.д. и т.п. Никогда прежде она не спрашиваламеня о моей жизни. Если только она случайно не запомнила подробностей нашегоразговора при моем приеме на работу – что очень маловероятно, ибо смотрела онана меня тогда совершенно пустыми, безучастными глазами, – она не имела нималейшего представления ни о том, какой я окончила университет (если вообщеокончила), ни о том, где я живу (если вообще у меня есть свой угол), ни о том,чем я занимаюсь в те драгоценные часы, которые остаются у меня от работы нанее. И хотя почти наверняка этот вопрос таил в себе обычный для Миранды подвох,интуиция подсказывала, что может статься и так, что на этот раз разговор пойдетобо мне.

– В этом месяце исполняется год, Миранда.

– Чувствуете ли вы, что научились многому, чтопоможет вам в вашей дальнейшей работе?

Она впилась в меня взглядом, и я подавилавозникшее было желание выпалить одним духом тысячу разных разностей, которым я«научилась»: отыскивать в газетном море одинокую заметку о каком-нибудьмагазине или ресторане, при этом ничего не зная о предмете поиска; подлизыватьсяк маленьким девочкам, которые в девять лет знали о жизни больше, чем моиродители; умолять, убеждать, запугивать, обхаживать, уговаривать, очаровыватьвсех – от иммигрантов-рассыльных из закусочной до главных редакторов крупныхиздательств, – всех, от кого я могла получить то, что ей нужно и когда это ейнужно. Ну и конечно, я научилась меньше чем за час справляться почти с любым,самым трудным заданием, потому что фразы «я не вполне уверена» или «этоневозможно» во внимание не принимались. Да, сказать, что этот год мало чемуменя научил, значило бы солгать.

– О, еще бы, – выдохнула я, – за один годработы у вас я узнала столько, сколько и надеяться не могла узнать в любомдругом месте. Смотреть, как создается такой замечательный журнал – самый лучшийжурнал, – как все движется, как работают профессионалы… это так захватывающе. Ивы дали мне возможность наблюдать, как вы руководите, как принимаете решения…О, это был восхитительный год! Я так благодарна вам, Миранда!

Да уж, благодарна – и за то, что у меня вотуже несколько месяцев болят два коренных зуба, но до сих пор не быловозможности сходить к врачу. Это пустяки. Это не стоит обретенного мной уменияразбираться в обувных шедеврах несравненного Джимми Чу!

Интересно, то, что я несу, хотя быправдоподобно? Я украдкой глянула на нее и убедилась, что она вроде быкупилась. Слушала, сурово покачивая головой.

– Вы, должно быть, знаете, Ан-дре-а, что еслив течение года мои девочки зарекомендуют себя с хорошей стороны, я считаю ихготовыми к продвижению по службе.

Сердце у меня подпрыгнуло. Неужели свершилось?Неужели она уже все знает и уже забила для меня место в «Нью-йоркере»? Она,конечно, и понятия не имела, что я на все готова ради этой работы, но, может,она наводила справки?

– Относительно вас я сомневалась. Не думайте,будто я не видела, что у вас недостаточно рвения, и не замечала вашихнедовольных взглядов и вздохов всякий раз, как я просила вас сделать то, что вывовсе не были расположены делать. Хочется думать, это происходит от вашейнезрелости, ибо во всем остальном вы показали себя довольно компетентной. Чемименно вы хотели бы заниматься?

Довольно компетентной! Да это было все равнокак если бы она провозгласила, что я самая умная, смышленая, утонченная италантливая девушка, с какой она когда-либо имела счастье быть знакомой.Миранда Пристли только что сказала, что я довольно компетентна!

– Видите ли, дело не в том, что я не люблюмоду, конечно, люблю. Кто ее не любит? – поспешила я внести ясность,внимательно наблюдая за выражением ее лица, которое, по обыкновению, оставалосьсовершенно невозмутимым. – Просто я всегда мечтала писать. Мне кажется, этоименно та область, в которой я могла бы проявить себя наилучшим образом.

Сложив руки на коленях, она смотрела в окно.Было совершенно очевидно, что этот продолжающийся не более сорока пяти секундразговор уже начал утомлять ее и мне следует поторапливаться.

– Что ж, я не имею ни малейшего представленияо том, какой из вас журналист, но и не имею ничего против того, чтобы этовыяснить. Попробуйте себя на небольшом материале, скажем, театральной рецензииили заметке для раздела светских новостей. Естественно, в свободное от работывремя, чтобы это не сказывалось на ваших непосредственных обязанностях.

– Конечно, конечно! Это замечательно!

Мы разговаривали, мы общались, и до сих пор небыли даже упомянуты ни завтрак, ни химчистка. Все шло так хорошо, что грех былоэтим не воспользоваться, и я сказала:

– Больше всего я мечтаю когда-нибудь работатьв «Нью-Йоркере».

Это новое известие пробудило начинающийугасать интерес, и она вновь изучающе уставилась на меня:

– Что вы там забыли? Сплошная трескотня иничего больше.

Вопрос, вероятнее всего, был чисториторический, и я сочла за благо придержать язык.

Время мое истекало – и потому, что мыподъезжали к отелю, и потому, что ее невесть откуда взявшийся интерес ко мнестремительно увядал. Она уже просматривала звонки, поступившие на ее мобильник,и все же продолжала говорить, словно бы про себя:

– Хм… «Нью-Йоркер»… «Конде наст» [22]…

Я с энтузиазмом закивала, но она на меня несмотрела.

– Да, я многих там знаю. Посмотрим, чемзавершится поездка, и, возможно, по возращении я наведу справки.

Машина затормозила перед входом, и оченьусталый на вид мсье Рено, опередив портье, лично открыл Миранде дверь.

– Дамы! Надеюсь, вы прекрасно провели время, –пропел он, изо всех сил стараясь улыбаться, несмотря на усталость.

– Завтра в девять утра мы едем на дефилеКристиана Диора, нам понадобится машина. В восемь тридцать у меня деловойзавтрак. Позаботьтесь, чтобы до этого времени меня никто не беспокоил, – сухопроговорила Миранда. Все намеки на ее человечность испарились, словно роса подсолнцем. И не успела я придумать, чем лучше завершить наш разговор, какподлизаться к ней напоследок, а она уже шагнула к лифтам и скрылась внутриодного из них. Я с сочувствием глянула на мсье Рено и тоже вошла в лифт.