Охотиться за женщинами послали берберов-танджи – те и на улицах столицы щеголяли пурпурными обвязками на чалмах и богатыми халатами. Размахивающие дротиками всадники скалили белые-белые зубы и верещали по-своему. Иорвет заметил клеймо на запястье вожака: принц Ибрахим аль-Махди скрупулезно метил телохранителей и их семьи ради учета собственности. Затканная узорами ткань дорогих одежд расходилась на груди, показывая густой волос, – берберы, как обычно, поехали на драку в халатах на голое тело.

Защитников харима взяли в гомонящее, метущее водяной грязной пылью кольцо. Поднявшийся за речкой женский визг сказал Иорвету, что разбираться с его гвардейцами остались не все танджи. Кто-то решил сразу приступить к сладкому.

Свистнули дротики, вскинулась и заржала раненая лошадь, копья Иорвет лишился после первой же схватки – не рассчитал удар, рука привыкла встречать сопротивление доспеха, острие пробило человека насквозь, тот рухнул вместе с конем – и с застрявшим в теле копьем.

Пару особо наглых Иорвет разделал мечом, как рыб, – поперек груди, вскрывая ребра. Остальные визжали, как шакалы, носясь туда-сюда и потрясая дротиками. Отряд лаонца стоял тесной кучкой – спина к спине, хотелось бы сказать, а так – жопа лошади к жопе лошади. Шикнули еще дротики – кто-то успел отбить, кто-то заорал и плюхнулся в воду под копытами.

Танджи раздумали идти в лоб – трусили. Неожиданно хоровод бурлящих водой всадников раскрылся, вперед выбежали полуголые люди, и в морды коням полетели мешки с камнями.

Иорвет в свое время прочел у ибн Изари рассказ о сражении на реке Мафе: коварные берберы применили именно такую военную хитрость против ашшаритских всадников. Мешки с булыжниками, а потом атака разъяренного табуна кобылиц – лошади бесились от бурдюков, привязанных к хвостам.

На этой крошечной переправе до табуна дело не дошло: очередной залп взвил Иорветову кобылу на дыбы, и лаонец едва успел выпростать ноги из стремян. Жалобно визжащая лошадь завалилась на бок, Иорвет откатился в сторону в бурлящей воде и чудом не попал под копыта. Над лицом мелькнуло перетянутое подпругой брюхо коня, мелкой волной плеснуло в лицо, и сумеречник едва не захлебнулся. Вынырнул вовремя: берберы бежали вопящей толпой, примериваясь добивать упавших.

Успев приподняться, Иорвет полоснул по голым ногам, хлестнувшая кровь смешалась с водой, и вскоре все резались и барахтались в буро-красной, в пену взбиваемой жиже.

Удача оставила лаонца довольно быстро – впрочем, как и остальных из отряда. Один за другим гвардейцы падали в текущую воду. Камень ударил в плечо, Иорвет почти пропустил дротик – едва успел отбить на лету, следующий гладкий булыжник ударил в голень: берберы хорошо владели пращой. Лаонец упал на колени, заорав от боли, к нему тут же подскочил полуголый смуглый человек с длинным ножом.

И вдруг застыл на полушаге. Закатив глаза и перестав кричать, бербер мгновение постоял – и назвничь упал в бурую воду. Следующую стрелу, забравшую еще одного нападавшего, Иорвет увидел. Она пробила череп и вышла кроваво-желтым острием из глаза.

Хватая ртом воздух, лаонец все так же стоял на коленях в воде: донные камни больно резали кости и кожу, но подняться уже не было сил. Иорвет дышал, опираясь на меч.

Шиканье и удары, шлепанье стрел по воде тонули в ушах, словно лаонец уходил под воду, в темный омут, где тени высоких деревьев лежат на темной воде…

– Пощады, пощады, я буду верной слугой, о прекрасная госпожа!..

Умоляющий вопль раненого бербера – располосованный на плече золотой халат набухал кровью – встряхнули и вернули Иорвета в месиво боя.

Госпожа?..

– Не будешь, с-сволочь, – ответил низкий, грудной – и женский голос. – П-получай.

Приобняв барахтающегося в воде бербера за плечи, женщина со скрипом всадила тому под грудину нож. Бербер захрипел, забился. Женщина оскалилась, выдернула оружие и с наслаждением ударила снова, снизу вверх, в уже оползающее в руках тело.

– М-мразь… – прошипела она.

И повернула голову к Иорвету.

Длинные нащечники парсийского шлема не давали разглядеть лицо. Облипший от брызг, побуревший султан на макушке растрепался, часть прядей свисала прямо на нос. Женщина нетерпеливо смахнула их окровавленным наручем.

– Ну здравствуй, Якзан, – раздвинулись в улыбке полные красные губы.

Из-под старинного хорасанского шлема на лаонца смотрели очень знакомые, черные, как маслины, глаза.

– Здравствуйте, госпожа Мараджил, – проговорил Иорвет.

Меч жалобно заскрипел острием в камнях, когда он оперся на гарду обеими ладонями и с трудом поднял себя из воды. Лаонец старался не шататься под насмешливым взглядом женщины, дважды подсылавшей к нему убийц в далеком-далеком дворцовом прошлом.

Бившие с берега всадники опускали луки – небольшие, из турьих рогов. Те, что заехали в реку, встряхивали текущие красным сабли. Блестели бритые макушки, топорщились черные окладистые бороды, кое-кто поправлял большие мохнатые шапки.

Устало вытерев лоб рукавом, Иорвет криво усмехнулся. Сука-удача. Их спасли – надолго ли? – ушрусанцы. Ну что ж, это справедливо: предчувствие обмануло Видящего лишь перед самой смертью. Ошибка Видящего стоит ему жизни, иначе с чего бы ему умирать.

Горцы кого-то заарканили и поволокли по воде. С удивлением Иорвет понял, что в веревочной петле бьется и голосит женщина.

– Я благодарна тебе, Иорвет, – четко выговорила парсиянка.

И резко потянула с головы звякнувший кольчужной бармицей шлем. Подколотые наверх вьющиеся пряди распались по плечам.

– Ты спас мою сестру, Зубейду-хатун.

Они долго смотрели друг другу в глаза. Мараджил, кстати, взгляда не отвела. Лишь пожала плечами:

– А за то, прошлое… Не вини меня, Якзан. Вспылила я.

– Со всяким бывает, – без тени насмешки ответил Иорвет.

Прислушавшись к дыханию жизней в роще жидких акаций, он добавил:

– С госпожой Зубейдой путешествовали дети халифа. Их ты тоже спасла, моя госпожа.

– Танджи, выходит, до них не добрались, – усмехнулась Мараджил.

– Не добрались, – тихо подтвердил Иорвет.

– Ну что ж, – улыбнулась парсиянка. – Спасла так спасла.

И гаркнула одному из своих айяров:

– Коня господину хранителю ширмы!

Придерживая папахи, те кинулись ловить под уздцы берберского – судя по варварскому обилию кистей на поводьях – гнедого.

С берега донеслись новые женские вопли. Айяр подтаскивал к себе на аркане девушку в сбившемся платке.

– Зачем твои воины убивают женщин? – спокойно спросил лаонец.

– Ты знаешь, как танджи вас нашли? – покосилась Мараджил.

Ушрусанец тем временем подтянул упирающуюся, голосящую невольницу к себе под стремя, ухватил за выбившиеся волосы, запрокинул голову и взрезал горло.