– Когда-нибудь ты станешь эмиром, мальчик. Возможно, даже халифом. Так вот, Аббас, запомни: никогда, слышишь? Никогда не оставляй в живых тех, кто тебя предал. Ты понял меня, мой мальчик?

– Да, бабушка, – прошептал тот помертвевшими, мокрыми от слез и соплей губами.

– Ну вот и прекрасно… малыш, – сказала Мараджил и улыбнулась.

Распрямилась и повернулась к Зубейде:

– Рада видеть тебя, матушка.

Лицо парсиянки распустилось и разом потеплело.

– Я тоже, сестрица… – еле слышно пробормотала Ситт-Зубейда.

Голос Якзана звякнул так резко, что она вздрогнула, как от озноба:

– Теперь, когда у вас есть охрана, я должен уйти.

– Почему? – резко обернулась Мараджил.

Разглядывая игру тени и света в мелких мокрых листочках, сумеречник спокойно ответил:

– Злая удача. Боюсь, она меня нашла.

– Чушь! – фыркнула парсиянка.

– За мной идет смерть, – упрямо покачал соломенной стриженой головой лаонец.

Раздавшееся из темной листвы тихое старческое хихиканье заставило Зубейду подпрыгнуть снова.

– Ошибаешься, желтоглазик, – пробормотал скрипучий голос.

Кряхтя и отряхивая штопаный халат, обладатель мерзкого голоса подошел ближе и погладил лысую, всю в коричневых старческих пятнышках, голову. Халат истрепался настолько, что о цвете его оставалось лишь гадать. Но веревочные сандалии и веревочный же пояс – равно как и отсутствие чалмы – разъясняли многое: язычник. Огнепоклонник, как и Мараджил?

– Говори яснее, о Фазлуи, – раздраженно и устало отозвалась парсиянка.

Ах вот оно что. Маг-сабеец.

– Бесполезно бежать от идущей смерти, – показывая беззубые десны, прошипел тот. – К тому же, смерть охотится не за этим сумеречником.

– Объяснись, о Фазлуи, – подбираясь под доспехом, тихо сказала Мараджил.

– Ошибки зрения, просчеты астрологов и бешенство духов связаны не с твоей злой удачей, о Якзан, – прошамкал довольный маг. – Возмущению сил в сумеречном и полночном мирах есть более серьезная причина…

Зубейда почувствовала боль в ладонях и обнаружила, что стиснула кулаки до белизны в костяшках, и ногти вошли в кожу.

– Смерть идет через Руб-эль-Хали, – покивал сам себе Фазлуи и улыбнулся, как расслабленный. – Совсем скоро пройдет Дехну и выйдет к югу от Куфы. Смерть, какую аш-Шарийа не видывала много, много лет…

– Тарик, – на глазах бледнея, пробормотала Мараджил.

– Бедствие из бедствий, – умильно улыбаясь, подтвердил маг.

– Разве нерегиль идет не под началом моего сына? – странно вскрикнула парсиянка.

– Я смотрел в кровавую воду на переправе, о яснейшая, и мне был явлен образ будущего, который выдубила листьями джиннов рука всемогущества, – беззубо ощерился сабеец. – Халиф изберет путь по волнам. Они разделились, моя госпожа.

– Он опять спустил его с поводка… – смятенно пробормотала Мараджил.

– Смерть, – снова повторил Фазлуи. – Идет с юга, как пыльная буря. И горе тем, кто окажется у нее на пути.

– Теперь мне точно нужно выслать гонца к Тахиру, – зло прошипела парсиянка.

– Куда же нам деваться… – пробормотала в сырой воздух Ситт-Зубейда.

– Мы поедем в Ракку, – решительно встрепенулась Мараджил. – И ты, Якзан, поедешь со мной.

Она резко обернулась и смерила сумеречника взглядом.

– Будешь при мне, – сквозь зубы процедила парсиянка, сжимая и разжимая пальцы на рукояти кинжала. – Ты ведь не бросишь детей своего господина, правда, Якзан?

Лаонец смотрел на нее с непроницаемым лицом.

– Не бросишь, – удовлетворенно прошипела Мараджил. И рявкнула: – Ну, тварь?! Отвечай, я сказала!

И хищно обернулась к мальчишкам. Те глядели на нее, разинув дрожащие рты.

– Не брошу, – глухо отозвался лаонец. – Буду при тебе.

– Ты и твои воины, – жестко добавила парсиянка.

– Я и мои воины, – нехорошо щурясь, прошипел сумеречник.

– Т-так-то лучше, – пробормотала Мараджил. – Так-то лучше, о Якзан… Ссыкливцы при мне, ты при мне, никого лишнего…

– Ты солгала насчет предательства, – бесстрастно произнес лаонец. – Ты приказала убить невольниц, чтобы не тащить их с собой. И не оставлять свидетелей.

В ответ парсиянка лишь передернула плечами:

– Ну и что с того? Мои молодцы насиловали бы их на каждом привале – криков не оберешься, ссор и беспорядков… А так они все отправились в ваш ашшаритский рай нетронутыми и невинными…

И парсиянка обвела хмурым взглядом трясущихся евнухов, кахраману и Зайнаб:

– Еще четыре рта…

Тумал, в ужасе раскрывая глаза, засунула в рот кулак, чтобы не заорать от страха.

– Ладно… – кивнула сама себе Мараджил, не обращая внимания на осторожные вздохи облегчения. – Ладно… Осталось заехать в Ракку…

– Мы бежали из столицы, и ты хочешь вернуть нас обратно? – растерянно пробормотала Ситт-Зубейда. – Сколько пути от Мадинат-аль-Заура до Ракки? Нас схватят, о безумная…

– Не схватят, – холодно улыбнулась парсиянка.

– Пыльная буря из Руб-эль-Хали, – мерзко захихикал сабеец. – Принцу Ибрахиму скоро станет не до беглого харима, кхе-кхе…

– Но почему Ракка? – Зубейда сопротивлялась вяло, но все же сопротивлялась.

– Потому что там, возможно, тоже нуждаются в моей помощи, – оскалилась Мараджил.

И, темнея лицом, добавила:

– Пусть боги помогут этой дуре Арве уцелеть. Ей и ее щенку.

Коротко взглянув на прижавшихся друг к другу мальчиков, парсиянка задумчиво поправилась:

– Я хотела сказать, моему любимому внуку. Я вас так люблю… обоих…

И, уже уходя в собственные мысли, добавила:

– Я хотела сказать, всех троих.

Мальчиков била крупная, заметная дрожь. Под подбородком у Аббаса остался след от окровавленного пальца Мараджил.

Зубейда посмотрела на красное пятно на шее ребенка, потом на парсиянку.

И тихо сказала:

– Как скажешь, сестричка. В Ракку, так в Ракку.

Фазлуи почесал редкие волосенки на голове и захихикал снова:

– Чем севернее, тем лучше, моя госпожа… Хи-хи-хи… чем севернее, тем дальше от Куфы…

Ситт-Зубейда попыталась сдвинуться с места и поняла, что закоченела насмерть.