— Пошли.

— Эдвин… — Энди пыталась выдумать какую-либо остроумную уловку, чтобы заставить ее выдать правду, но ее мозг сейчас не был готов к такой акробатике. — Он мой отец?

— Если бы он был твоим отцом, я бы уже выстрелила тебе в грудь и насрала в дырку. — Она помахала Энди, чтобы та шла быстрее. — Наверх.

Идти по прямой было относительно просто, но вот подъем по лестнице чуть не убил Энди. Она держалась за бок рукой, но ощущение, что внутри кто-то проворачивает нож, не уходило ни на секунду. Каждый раз, когда она поднимала ногу, ей хотелось кричать. Но крик скорее всего заставит людей выйти из своих номеров, Паула их всех перестреляет, и тогда на совести Энди будут не только смерти Эдвина Ван Виза и Клары Беллами.

— Налево, — сказала Паула.

Энди пошла по длинному темному коридору. Перед ее глазами плясали тени. Вернулась тошнота. Боль стала острее. Она держалась рукой за стену, чтобы не споткнуться и не упасть. Почему она смирялась со своей судьбой, словно глупый лемминг? Почему она не закричала на парковке? Люди в наше время не бегут на помощь сломя голову. Они звонят в полицию, а уж полиция…

— Сюда, — Паула открыла дверь пластиковой карточкой.

Энди вошла в комнату в конце коридора. Свет внутри уже горел. Две огромные кровати, телевизор, стол под зеркалом, круглый столик с двумя стульями. Ванная располагалась у двери. Шторы закрывали окно, которое, вероятно, выходило на парковку.

Паула бросила пластиковые пакеты из продуктового на стол. Вода, фрукты, чипсы.

Энди шмыгнула носом. Сглотнула сгусток крови. Чувство было такое, словно всю левую часть ее лица облили горячей водой.

— Так. — Рука Паулы по-прежнему оставалась на рукоятке пистолета. — Теперь вой и причитай сколько хочешь. Все это крыло пустое, да и в любом случае это не такой отель, где люди будут обращать внимание на крики какой-то девицы.

Энди посмотрела на нее со всей возможной ненавистью.

Паула осклабилась, упиваясь ее яростью.

— Если хочешь пописать, то сделай это сейчас. Дважды я предлагать не буду.

Энди попыталась закрыть дверь ванной, но Паула ей не позволила. Она наблюдала за мучительными попытками Энди сесть, не напрягая мышцы живота. Энди громко ойкнула, когда все-таки приземлилась на унитаз. Ей пришлось упереться подбородком в колени, чтобы справиться с болью. Обычно мочеиспускание при людях смущало Энди, но после нескольких часов в машине проблем с этим не возникло.

Совсем другое дело было снова встать. Только у нее начали выпрямляться колени, как она снова со стоном уселась обратно на унитаз.

— Господи боже, — Паула подняла Энди за локоть. Она застегнула молнию и пуговицы на джинсах Энди, словно ей было три, а потом толкнула ее обратно в комнату. — Иди, сядь за стол.

Энди, все еще согнувшись, медленно дошла до хлипкого стула и свалилась на него. В ее бок словно ударила грозовая молния.

Паула выдвинула из-под стола второй стул.

— Когда я что-то говорю, ты должна это делать.

— Пошла ты, — слова сорвались с губ Энди прежде, чем она успела подумать.

— Пошла ты, — Паула схватила Энди за левую руку. Она защелкнула на ее запястье наручник, резко опустила руку под стол и пристегнула второй наручник к металлическому основанию стола.

Энди дернула цепочку. Стол оглушительно загромыхал. Она прижалась лбом к столешнице.

Почему она не поехала в Айдахо?

Паула сказала:

— Даже если твоя мать сядет на ближайший самолет, она приедет не раньше чем через два часа. — Она нашла бутылочку с ибупрофеном в одном из пакетов. Сорвала зубами пластиковую обертку. — Сильно болит?

— Так, будто меня подстрелили, психопатка ты конченая.

— Справедливо. — Вместо того чтобы злиться, Паула, кажется, испытывала неподдельный восторг от ярости Энди. Она положила четыре капсулы на стол и открыла одну из бутылок с водой. — Барбекю или обычные?

Энди посмотрела на нее осоловевшими глазами.

Паула показала ей два пакета с чипсами.

— Нужно что-то съесть, а то у тебя живот заболит от таблеток.

Энди не знала, что сказать, поэтому просто ответила:

— Барбекю.

Паула открыла один из пакетов зубами. Потом она начала разворачивать сэндвичи.

— Горчица и майонез?

Энди кивнула, наблюдая за тем, как сумасшедшая, которая подстрелила и похитила ее, намазывает пластиковым ножом майонез и горчицу на ее сэндвич с индейкой.

Что происходит?

— Съешь минимум половину. — Паула передала ей сэндвич и стала намазывать горчицу на свой. — Я серьезно, девочка. Половину. Потом можешь выпить таблетку.

Энди взяла его, но потом у нее перед глазами возникла идиотская картинка, как бутерброд начинает лезть наружу через дырку у нее в боку. И тут она неожиданно вспомнила:

— Нельзя есть перед операцией.

Паула молча на нее посмотрела.

— Ну, пуля. Я к тому, что, если… когда… приедет мама и…

— Никто не станет тебя оперировать. Проще оставить пулю внутри. Тут надо бояться инфекций. Это дерьмо может тебя убить. — Паула включила телевизор. Она переключала каналы, пока не нашла Энимал Планет, и выключила звук.

«На свободу с питбулем».

— Хороший выпуск, — сказала она, отвернувшись от телевизора, и выдавила майонез на сэндвич. — Эту передачу неплохо было бы показывать в Данбери.

Энди продолжала наблюдать, как Паула щедро намазывает майонез пластиковым ножом.

Это все должно было казаться странным, но не казалось. Да и с чего бы? Неделя Энди началась с того, что она увидела, как ее мать убивает подростка, потом она сама убила охотника за головами, после она оказалась в бегах, обезвредила наемника ударом по яйцам, затем послужила причиной одного или, может, даже двух убийств. Так почему так уж противоестественно было оказаться прикованной наручниками к столу и смотреть, как уголовники пытаются перевоспитать бродячих собак в компании профессора колледжа, просидевшего в тюрьме двадцать лет?

Паула собрала свой сэндвич. Она поправила шарф — тот самый, который был на ней два дня назад в Остине.

— Я думала, тебя душили, — сказала Энди.

Паула откусила большой кусок сэндвича.

— Я начала простужаться. Нужно держать горло в тепле, чтобы не кашлять.

Энди не стала комментировать этот довольно дурацкий народный рецепт. Простуда объясняла хриплый голос Паулы, но она все-таки спросила:

— А твой глаз?..

— Твоя чертова мамаша. — Еда летела у нее изо рта, но она продолжала говорить. — Она заехала мне по голове. В тюрьме всем на нас было насрать. Так что левый глаз у меня побелел, а в правый попала инфекция. Он все еще слишком чувствителен к свету, поэтому я ношу темные очки. Благодаря твоей матери так я выгляжу последние тридцать два года.

Интересная арифметика.

— Что еще ты хочешь знать? — прямо спросила Паула.