Идея единого божества, известного под множеством различных имен, обнаруживается в трудах греческих мыслителей еще с V века до н. э. Всемогущий бог легко мог быть встроен в политеистическую систему; поклонение одному верховному божеству могло сосуществовать с почитанием прочих; а иногда два или даже три изначально разных бога могли объединяться в одного — единственным и единым считался, к примеру, Зевс Гелиос Серапис. Особым выражением этой тенденции к почитанию одного бога в рамках политеистической системы стал культ бога Гипсиста. Его эпитет двусмыслен. Буквально его имя означает «Высочайший бог», но может переводиться также и как «Бог высот» и «Возвышенный бог». Эпитет Hypsistos часто прилагался к Зевсу еще до эпохи эллинизма, но во времена Империи он использовался лишь к одному безымянному богу, который известен просто как Theos — Бог. В тех областях, где проживала еврейская диаспора — в Греции, Малой Азии и Причерноморье, — культ бога Гипсиста находился под влиянием иудаизма. В зоне Боспорского царства евреи часто поклонялись своему божеству в молельных домах под этим именем. Почитатели бога Гипсиста (гипсистарии, гипсистианы) иногда обозначаются как theosebeis («богобоязненные»); по меньшей мере некоторые из «богобоязненных» были неевреями, посещавшими еврейские синагоги.

Сомнительно, чтобы все упоминания о боге Гипсисте касались одного божества в рамках единой теологической системы, но наверняка в первые два столетия нашей эры этот культ уже значительно распространился. Возможно, об этом боге говорит оракул Аполлона Кларийского:

Это изречение оракула позволило включить традиционных богов в культ единого божества в роли его посланников (angeloi). Его цитировали и христианские авторы; оно оказало влияние на поклонение в Малой Азии и за ее пределами.

Понятие божественного, открытое этим изречением, иногда соотносят с ранним языческим монотеизмом, однако сам термин «монотеизм», предполагающий почитание исключительно одного божества, не может адекватно описать религиозные феномены данного периода за исключением иудаизма и христианства. Неевреи и нехристиане могли целиком посвящать себя одному богу, не отрицая существования прочих. Такого рода верующие были склонны отождествлять богов различного происхождения и считать их различными ипостасями единого божества; хвалебные восклицания, обращенные к таким богам, используют слово heis (в родительном падеже — henos) — отсюда термин «энотеизм», описывающий отождествление различных божеств и наделение их высшими божественными качествами. Слово heis употреблялось также в значении «единственный в своем роде» (но не «одинокий»). Однако часто поклонники какого-то конкретного божества выказывали свое предпочтение и признавали великую силу своего покровителя с помощью одного лишь эпитета megas (для бога) и megale (для богини) — «великий/великая» (либо, в превосходной степени, megistos). Человек мог назвать «великим» любого бога, с влиянием которого он столкнулся, но адресатами эпитетов, выражавших особое почтение, чаще всего становились Зевс, Аполлон и Артемида среди олимпийцев, Серапис и Мес — среди богов иноземного происхождения. Присутствие богов связывалось с их действенной мощью, что и выражал эпитет megas. Восклицание megas theos («великий бог») или megas с именем бога обнаруживается в сотнях надписей, амулетов и литературных текстов и отражает склонность того времени выражать преданность тем богам, которые зримо проявили собственную силу. Потому от слова megas для обозначения такого воодушевленного, почти исключительного, поклонения и был предложен термин «мегатеизм».

Физическое присутствие божества (parousia, epiphania); могущество, проявляющееся в действенности его вмешательства (arete, dynamis), и желание слушать молящих (epekoos) образуют триаду его взаимосвязанных свойств, которая играла важную роль в религиозной жизни. Отсылки к богоявлению отражают ту же надежду на присутствие богов. Эпитеты божеств вроде epidemos («присутствующий») и epiphanestatos («тот, чья власть заметнее прочих») намекают на ощутимое, непрерывное и действенное присутствие богов в мире смертных. Рассказы о чудесах давали свидетельства божественной силы.

Свидетельства проявления божественной силы, или арете, давали надписи, сообщавшие о чудесах — как об исцелениях и спасениях, так и о карах. Собрания текстов о чудесных излечениях, установленные в святилищах Асклепия в Эпидавре, критской Лебене, на Косе и в Риме, освещают опыт паломников, посещавших эти культовые центры. После отправления ритуалов верующие спали в дормитории, или в комнатах для «взращивания», близ храма, в надежде увидеть бога во сне и исцелиться. Крупнейшая коллекция текстов из Эпидавра содержит рассказы об исцелении, противоречащие рациональным объяснениям: «У мужчины в пенисе был камень. Он увидел сон. Ему приснилось, что он занимается любовью с прекрасным юношей; испытав оргазм во сне, он изверг камень, поднял его с земли и ушел с ним». Некоторые из тех, кто практиковал такое «взращивание», то есть проводил ночь в святилище, ожидая во сне увидеть бога и получить от него совет или излечение, — действительно верили в это. «Взращивание» не устраняло болезнь, но меняло субъективное восприятие ее со стороны пациента. Часть их была malades imaginaires — ипохондриками. Очутившись в священном месте и слушая рассказы о чудесах, они оказывались готовы поверить в то, что бог благословил и их тоже. Если он исцелил таким чудесным образом столь многих людей, как он может оставить их? Другие пациенты продолжали страдать, но не могли этого признать. Безразличие со стороны божества могло быть истолковано как результат греха. Следовательно, некоторые больные должны были заявлять о том, что боль их покинула, для того чтобы сохранить лицо. Люди, страдавшие от заболеваний психосоматической природы, находили облегчение при помощи самовнушения. Наконец, многие исцелялись естественным образом, без вмешательства врача. Некая Артемисия из Эфеса имела косоглазие левого глаза, вызванное, как можно понять из исполненной по обету таблички с изображением ее недуга, временным параличом нерва (см. илл. 34). Когда болезнь ее внезапно прошла и женщина смогла полноценно видеть, она соотнесла исцеление с богом, которому молилась. Благодаря таким неоспоримым фактам, сколь малочисленны они бы ни были, коллекция надписей с рассказами о чудесах обретала достоверность и внушала надежду. Тем, кто до сих пор мог сомневаться или попытаться обмануть бога, не принеся ему обязательного дара, предупреждением могли служить истории вроде следующей: