прямо на станции. Утром я шла за мамой к телефону-автомату, ждала, пока она позвонит бабушке Коми, и, если выяснялось, что бабушка собирается приехать, прыгала от радости. Заранее, за несколько часов я уже ждала ее на станции и, едва завидев, бежала обниматься, с удовольствием вдыхая бабушкин запах.

Я нашла в телефоне нашу станцию возле порта и выяснила, как туда добраться. Двадцать восемь минут, с одной пересадкой. Я покачала головой. Конечно, я и раньше знала, что это не так уж далеко. Но получается, что дом бабушки Коми, который в детстве, когда я со слезами на глазах провожала ее до самых турникетов, казался таким далеким… дом бабушки Коми, которая была для меня единственной причиной, чтобы продолжать жить… получалось, он находился от нас меньше чем в получасе езды.

Морем запахло уже на платформе. Я не бывала здесь больше тридцати лет. С тех пор, как мы с мамой и Макико втроем сели в такси и под покровом ночной тьмы уехали из этого района.

Станция за это время сильно изменилась, но схема выходов осталась прежней: от турникетов можно было пойти налево или направо. Многочисленные пассажиры садились в поезд, выходили на платформу, спускались по лестницам, весело переговариваясь насчет жары. Когда мы тут жили, здесь был только порт и главным событием становился заход в него парусных судов. Лет через десять после нашего побега здесь построили большой океанариум, и об этом районе заговорили все. А когда я была маленькой, тут не было ничего. Только бесконечные ряды огромных серых складов, тяжелые волны, бьющиеся о камни, и морская сырость, разлитая в воздухе. «Скоро тут все снесут и затеют большую стройку», — сказал мне как-то раз отец, раскрасневшийся от выпитого пива. «А когда?» — тихонько спросила я, и он радостно засмеялся: «Ну-у, лет через десять — двадцать». Остановившись на площадке у одной из лестниц, ведущих вниз со станции, я посмотрела в сторону порта. Там ослепительно сверкала под белыми солнечными лучами большая крыша какого-то здания — вероятно океанариума, — а рядом возвышалось колесо обозрения.

Об этом районе, о нашей покинутой квартире я время от времени вспоминала, когда мы уже переехали к бабушке Коми. От этих воспоминаний делалось тоскливо. Тощие бездомные собаки и разбитые пивные бутылки, пятна жвачки на дороге. Грязные футоны, немытая посуда в раковине и злые крики снаружи. Словно часть меня все еще оставалась там. Вот стоит ранец с учебниками на вторник, а рядом лежу я и чего-то жду. Словно меня забыли в той квартире, а я не могу сдвинуться с места и не понимаю, что произошло.

На самой большой улице района, переходить которую в детстве было так жутко, что перехватывало дыхание, выстроились в ряд такси, а по тротуару в направлении океанариума двигался поток людей. На углу я увидела знакомую вывеску лапшичной. Она принадлежала семье моего одноклассника. Я осторожно заглянула внутрь: народу не протолкнуться, как раз обеденное время. Кроме лапшичной, ничто не напоминало о прежнем облике района. По обеим сторонам улицы к услугам посетителей океанариума тянулись магазины сувениров. Что было на их месте раньше, я не помнила. Заметив мини-маркет, я купила там два онигири и бутылку холодной воды и пошла дальше, вытирая пот со лба.

Времени было час дня. Слепящее солнце стояло почти в зените. Едва взглянув на него, я зажмурилась, и перед глазами вспыхнули радужные круги. По кромке волос выступали крупные капли пота, и казалось, что кожа и волосы вот-вот зашипят под жгучими лучами.

Я шагала все вперед и вскоре увидела знакомые здания. На одном из них висела маленькая вывеска с надписью «Космея». «Космея» — надпись тянула меня как магнитом. Это была столовая, где днем подрабатывала мама. Несколько раз бабушка приводила меня сюда в мамину смену, и мама выдавала мне комплексный обед. Увидев нас с бабушкой, она расплывалась в широкой, уверенной улыбке. Я с замиранием сердца смотрела, как ловко мама в своем красном фартуке орудует за стойкой, как бодро отвечает всем, кто с ней заговаривает, как она вытирает тарелки и носит подносы с едой. «Мама старается!» — говорила с улыбкой бабушка Коми, и я, повернувшись к бабушке, кивала как заведенная. Еще бы!

Я попыталась представить себе, как открываю дверь «Космеи» и говорю: «Знаете, тут раньше работала моя мама. Очень давно, уже больше тридцати лет назад. Я смотрела, как она усердно работает, и у меня замирало сердце, и я еле сдерживала слезы, даже котлета не лезла мне в рот, хотя это была такая роскошь! Я отворачивалась, пряча лицо, и все-таки откусывала котлету, и она была такая вкусная! И сидела тут с бабушкой, и смотрела, как мама работает…» Рассказать это работникам столовой? Нет, немыслимо. Я отпила воды из бутылки, бросила долгий взгляд на дверь «Космеи», а потом, отойдя в тень дерева, села на скамейку и медленно, не торопясь съела свои онигири.

Потом я еще какое-то время сидела на скамейке и наблюдала за людьми, идущими в океанариум. Ощущая, как по телу стекают струйки пота, и разглядывая новый, преобразившийся облик района с редкими вкраплениями прежних зданий, я пыталась представить себе, в каком состоянии духа когда-то приехала сюда мама. Что она подумала, впервые увидев этот район? Какие чувства вызвал у нее соленый запах моря? Испытывала ли она радостное предвкушение, надеялась ли, мечтала ли о счастливом семейном будущем? А я ведь так и не успела расспросить ее о том, какой она была до того, как стала мамой!

Интересно, а что теперь с нашим домом, где жили мы с Макико, мамой и отцом? Если его не снесли, то достаточно вернуться к лапшичной, свернуть направо и пройти несколько улочек в глубь квартала. Помню, когда мы там жили, по соседству был ресторанчик якинику, а напротив другой, с окономияки, в котором хозяйка управлялась одна, без помощников, а рядом — маленький искусственный прудик, в котором, изящно огибая темно-зеленые водоросли, плавали большие золотые рыбки. По диагонали от нашего дома, на углу, стояла овощная лавка, такая старинная, что продавцы там еще складывали деньги в бамбуковое решето, свисающее на резинке с потолка. Сейчас я с благодарностью вспоминала о том, что они ни разу косо на меня не посмотрели, всегда были добры и шутили со мной, хотя мама постоянно брала у них продукты в долг. Направо за углом была парикмахерская. Ее владелец очень гордился тем, что один его бывший парикмахер стал каскадером в фильмах про супергероев и несколько раз