ничего такого не было. Да и сбежали мы из этого района тайком. Я не могла ей написать письмо и предупредить.

— Ясно.

— Я часто думала о ней. Надеялась, что у нее все хорошо.

Айдзава понимающе кивнул и промокнул платком лоб. Несмотря на невероятную жару и духоту, волосы у Айдзавы лежали все так же ровно, плавно опускаясь от пробора вниз и немного назад. Перейдя через дорогу, мы подошли к воротам. Сквозь окна вестибюля была видна сверкающая на солнце спортивная площадка. Потом мы, опять не сговариваясь, пошли дальше и влились в людской поток, устремленный к морю. Народу становилось все больше, и вскоре за углом показалось здание океанариума. Оно оказалось таким огромным, что я не удержалась от восторженной улыбки.

— А раньше тут были сплошные склады, представляете! Даже не верится, что все так изменилось.

— Да он просто гигантский!

Поднявшись по широкой лестнице, мы вошли внутрь. Пот на коже моментально высох, и мы с Айдзавой выдохнули.

— Вот это кондёр! — не выдержав, воскликнула я. — Ой, точно, сейчас так уже не говорят. В общем, я имею в виду, что тут прохладно.

— Есть такое, — засмеялся Айдзава. — Но слово «кондёр» мне нравится.

Народу в океанариуме было не то чтобы очень много, но прилично. Семьи, парочки. Дети носились между кафе и магазином сувениров. Мы с Айдзавой взяли кофе со льдом и, усевшись на скамейку в холле, наблюдали за окружающими. Перед большой схемой океанариума несколько парней и девушек весело обсуждали маршрут, что-то показывая на ней друг другу. Тут же стоял нарядный стенд с рекламой специальной экспозиции и пластмассовый пингвин с вырезанной дырой в голове, и две девчушки по очереди в нем фотографировались. Возле стойки, где можно было поставить оригинальную печать океанариума, сгрудились младшеклассники и после каждого удара печати о лист бумаги издавали восторженные крики. У входа в сувенирный магазин покачивались воздушные шарики в виде морских звезд, морских коньков, черепах и палтусов. Пожилая женщина, держащая за руку совсем еще маленькую девочку, вероятно внучку, объясняла ей, кто это и чем они отличаются.

— Вы вообще бывали в океанариумах? — спросила я у Айдзавы.

— Практически нет, — ответил он. — Сама идея мне нравится, но все никак не складывалось. Интересно, в какое время года вообще принято ходить в океанариум? Наверное, приятнее всего в такие жаркие летние дни, как сегодня? Хотя зимой тут тоже должно быть хорошо.

— Вот бы посмотреть на пингвинов зимой! Мне кажется, в это время они активнее. Я тоже мало бывала в океанариумах, всего несколько раз… Да и сейчас, наверное, не считается, мы же только в холле сидим.

Попивая холодный кофе, мы молча смотрели на идущих по фойе посетителей и бегающих детей. Айдзава то ли задумался, то ли во что-то вглядывался. Наконец он заговорил:

— Что касается Дзэн…

Я взглянула на него.

— Да, что касается Дзэн… хотя для вас это, может быть, не имеет никакого значения. — Айдзава сдержанно кивнул и продолжил, смотря мне прямо в глаза: — Мы с ней расстались. — Он опустил взгляд на стаканчик с кофе, который держал обеими руками, и еще раз кивнул. — Это произошло после того разговора с вами по телефону. То есть, получается, месяца два назад. Я встретился с ней и все ей выложил. Все, что чувствовал, все, о чем думал все эти месяцы. Что когда мы перестали видеться, я почувствовал облегчение. В общем, был максимально честен. И еще признался в том, что появился человек, которого мне хочется видеть рядом больше, чем ее.

— А она… — Я осеклась.

— Она сказала, чтобы я поступал так, как считаю нужным. Это, конечно, на нее похоже… Даже ни о чем не спросила: кто этот человек, что я собираюсь делать дальше и так далее.

— А потом?..

— А потом, собственно, все, — коротко выдохнув, сказал Айдзава. — На этом все закончилось. Я молчал, и она сказала, что не стоит так переживать. Что она знала, рано или поздно мы разойдемся, и лучше сейчас, чем потом.

Мы оба молчали. Ладони у меня были мокрые от капель конденсата, выступивших на стаканчике. Пот холодил кожу, по спине побежали мурашки. Айдзава сидел, чуть наклонившись вперед, опираясь локтями о колени, и не сводил глаз с крышки своего стаканчика. Часы на стене, раскрашенные фигурками всякой морской живности, показывали пять часов вечера. Из динамиков послышалось невнятное объявление, мимо с громким смехом прошли несколько девочек, размахивая пакетами с сувенирами. Не сговариваясь, мы одновременно поднялись на ноги и медленно направились к выходу.

Издали сквозь толстую пелену знойного воздуха донесся пароходный гудок. К теплому морскому бризу начал примешиваться едва заметный аромат летних сумерек. Тени от предметов побледнели, а солнце из белого стало желтым. Близился закат. Мы с Айдзавой молча шагали куда глаза глядят.

Вскоре прямо перед нами возникло колесо обозрения. Мне казалось, что оно должно было быть немного дальше. Я остановилась и, подняв голову, посмотрела на него. Белые и зеленые кабинки неторопливо поднимались вверх по подернутому сумерками небосклону. Айдзава стоял рядом и тоже глядел на кабинки.

— Интересно, а сверху… — прошептала я, — как все это выглядит сверху?

— Ваш родной город и море, — тихо проговорил Айдзава, — и еще, наверное, небо.

Народа у входа на аттракцион стояло немного. Я посмотрела на Айдзаву. Он одними глазами спросил, не хочу ли я прокатиться. Отсюда колесо выглядело огромным: оно не умещалось в поле зрения, а самые верхние кабинки казались лишь маленькими точками на фоне неба. Засмотревшись на них, я почувствовала, будто приподнимаюсь над землей, и вцепилась в лямки рюкзака. Айдзава снова посмотрел мне в глаза, ожидая моего решения. Я неуверенно кивнула. Он сходил за билетами и протянул один мне.

Мы встали в самый конец очереди на вход и стали ждать. Следуя указаниям двух операторов, которые стояли слева и справа, пары и компании из нескольких человек одна за другой усаживались в кабинки. Подошла наша очередь. Сначала, пригнувшись, в кабинку вошел Айдзава, а потом и я, помедлив, взялась за металлический поручень и забралась внутрь.

Кабинка совсем не качалась и скользила вверх так плавно, что иногда становилось непонятно, движется она или нет. Мы с Айдзавой сидели друг напротив друга и смотрели в пластиковое окно. Присмотревшись, я разглядела на нем множество тонких белых царапин, из-за которых пейзаж казался окутанным легкой дымкой. Кабинка бесшумно плыла вверх, прокладывая себе путь сквозь летние сумерки. Крыша океанариума постепенно уходила вниз. Деревья в соседнем парке и окрестные здания становились все меньше и меньше. Показалось море.

Оно было темное, свинцово-серое, расчерченное ровными линиями волн. Несколько кораблей медленно