Но, как это ни парадоксально, между приступами меланхолии и обострениями болезней прежняя развлекательная жизнь с домашним музицированием шла привычной чередой.

В Петербург

Глинка звал Людмилу в Варшаву, хотя и понимал, что сейчас она приехать не сможет. Сестра, которую он называет ласково «куконушка», теперь стала единственной опорой всего семейства, на ее плечи легли заботы о землях в Новоспасском. Матушка с каждым годом слабела, она полностью потеряла зрение. Ее ничто не радовало, она говорила, что все самое счастливое в ее жизни уже прошло. Глинка писал сестре: «Маменька и я немолоды; долго ль придется пожить на свете?»[582]

Весной, 31 мая 1851 года, Евгения Андреевна умерла…

Людмила вспоминала: «Я была постоянно с нею, исполняла все ее желания и приказания, читала ей, писала под ее диктовку, помогала ей хозяйничать. Болезни у нее никакой не было, но она день ото дня видимо слабела, очень часто днем впадала в дремоту и тихо, покойно уснула навек… И в гробу она была красива»[583].

Письмо с горестным известием Глинка получил во время одной из вечеринок. Он тяжело переносил утрату единственной женщины, которой полностью доверял. Правая рука, которой он вскрыл письмо со страшным известием, онемела (в современной медицине такая реакция организма называется психосоматической). На фортепиано он еще играть мог, а письма выводить пером на бумаге было настолько тяжело, что он вынужден был их диктовать Педро. Даже подписывал свое имя с «величайшим затруднением»[584]. В июле 1851 года Людмила приехала в Варшаву, чтобы поддержать брата. Глинка написал доверенность на управление всего имения и земель, передав бразды правления Людмиле и ее мужу, чем окончательно рассорился со Стунеевыми, претендующими на часть наследства.

Когда Людмила отправилась в обратную дорогу, то, согласно сохранившимся воспоминаниям, Глинка остановился перед мостом над Вислой и сказал:

— Теперь, после смерти матушки, никогда уже не желаю больше переезжать по другую сторону Вислы.

Глинка почти сдержал слово. В Новоспасское он так никогда больше и не приедет. Усадьба настолько была связана с образом Евгении Андреевны, что находиться там и не видеть матушку было слишком травматичным для него. После всех переживаний он, как всегда в трудных ситуациях, решил уехать за границу. Начались хлопоты с документами на загранпаспорт. К заявлению он прилагал докторское свидетельство, объясняющее причины поездки.

В августе 1851 года после отъезда сестры, готовясь к Европе, он наконец-то принялся за работу над новой редакцией «Ночи в Мадриде», которую после первого исполнения посчитал еще не готовой{482}. Возможно, он хотел добиться ее исполнения в Париже, имея там протекцию от Берлиоза.

Но из-за бумажных дел по наследству поездку за границу пришлось отложить и вернуться… в Петербург.

— Петербург, — позже говорил он друзьям, — ненавистен для меня. После бракоразводного дела он до такой степени гадок, что и вспомнить о нем не могу без особенного глубокого омерзения[585].

Но хорошая компания близких друзей настолько растопила его сердце, что композитор, сам того не ожидая, провел в столице почти полгода — с конца сентября 1851 года по весну 1852 года{483}.

В Петербурге Глинка в первую очередь решил вопросы, связанные с наследством. 27 октября 1851 года он составил завещание: все свое движимое и недвижимое имущество, крепостных крестьян (154 души), винокуренный завод при деревне Шатьково и денежный капитал отдавал Людмиле. Общая стоимость завещанного оценивалась в 35 тысяч руб-лей серебром[586].

Она звалась… Людмилой

В последующие годы важную роль в жизни композитора будет играть Людмила. Какой она была и почему посвятила свою жизнь брату?

Она получила домашнее образование, как и все девочки в семье Глинок. Ее мировоззрение было определено усадебной культурой, где все так же продолжали ценить сентиментализм Карамзина и Жуковского, переходящий в мистико-религиозный романтизм. В 18 лет, в 1835 году, она вышла замуж за соседского помещика, отставного морского офицера Василия Шестакова (интересное совпадение, что в тот же год женился Михаил). Долгое время она жила в имении мужа Логачево, где пыталась быть счастливой.

Людмила была чувствительной барышней. Видимо, благодаря обучению брата, она открыла в себе любовь к музыке и знаниям. Но склонность к искусствам не находила достойной поддержки в деревне. Съездив к брату в Варшаву, она вдруг осознала, что вся ее жизнь не имеет смысла. Двое ее детей в малолетнем возрасте скончались, после чего она окончательно разочаровалась в семейной жизни[587]. Так же как когда-то ее брат. Военная выправка мужа плохо сочеталась с ее сентиментальной натурой. Но Шестаков оказался благородным человеком. Они вместе решили, что теперь будут жить отдельно друг от друга, официально не разрывая брачных уз.

Людмила, без преувеличения, боготворила Михаила, который был старше ее на 12 лет. Никто в семье Глинок к нему так восторженно не относился, даже матушка, а тем более прагматичный отец, до конца так и не одобривший его музыкальной деятельности. Именно она рассказывала всем окружающим о детской и доброй душе композитора. Ее стараниями в основном и возникает этот образ Глинки как взрослого ребенка, не приспособленного к жизни, ранимого и ведомого другими.

Людмила, видя страдающего меланхоличного брата, приняла важное решение. На своем дне рождения 17 ноября 1851 года она, в кругу друзей, объявила, что хочет провести всю зиму с Михаилом Ивановичем в Петербурге, чтобы ухаживать за ним и обустраивать его жизнь. Она вспоминала, что композитор очень эмоционально реагировал на ее решение: «Брат кинулся передо мной на колени и зарыдал, как ребенок»[588].

Молодые люди из нового окружения поговаривали, что из-за нее Глинка никуда не выходил, брюзжал, угасал под старческими недугами. Ковалевский считал, что сестра взяла над ним власть: «…женская заботливая рука сестры отнеслась к нему как к больному: устранила разом и навсегда стакан красного вина, заменила его сельтерскою водой. А ключом закрыла ночные вдохновения у рояля. Глинка пил сельтерскую воду, но не выздоравливал. И говорил: „Не вредно, однако ж и бесполезно“»[589].

Теперь в Петербурге, где Людмила оказалась впервые, она почувствовала себя комфортно. Она находилась в обществе образованных людей, каждый день слушая рассуждения брата о музыке и внимая звукам рояля. Впервые ее жизнь наполнялась чем-то важным и значимым. Она окончательно решила посвятить все свое свободное время брату и его музыке, которую искренне любила.

В это же время, в 1851–1852 годах, по-видимому, начались ее отношения с Дмитрием Стасовым, который часто у них бывал. Глинка говорил, что именно он немало содействовал тому, что он «не совсем дурно провел здесь зиму»[590]. В эти годы именно Дмитрий, а не его брат Владимир{484}, как потом будут считать историки, многое делал для обустройства жизни известного