– Сиронне и не нужны твои услуги, Шакола, –сказала Элисун. – У нее и так слуг больше, чем она может сосчитать, –если только Лиатрис опять не сократила их количество. На самом деле все, в чемнуждается Сиронна, – носить корону побогаче, чем наши, и иметь право идтивпереди нас на официальных выходах. Ей немного нужно для счастья. Ее трудноназвать самым умным человеком в Материоне.

Тореллия хихикнула.

– Тс-с, – прошипела Шакола, – Гахенас.

Большеухая тэганка, до самого подбородка затянутая в грубуюшерсть, подошла к ним с неодобрительным видом – это выражение лица неизменнопоявлялось у нее, когда она видела полуодетую Элисун.

– Ваши величества, – приветствовала она ихчопорным кивком.

– Присоединяйся к нам, Гахенас, – предложилаШакола. – Мы говорим о политике.

Выпуклые глаза Гахенас загорелись. Тэганцы обожают политику.

– Шакола и Тореллия хотят обратиться к нашему супругу спрошением, – сказала Элисун. Она завела руки за голову и глубоко зевнула,изогнувшись и выставив обнаженную грудь едва ли не в лицо Гахенас.

Тэганка поспешно отвела глаза.

– Простите, дамы, – извинилась Элисун. – Ясегодня не выспалась.

– И как только ты на все находишь время? –презрительно осведомилась Гахенас.

– Составляю расписание, Гахенас, – пожала плечамиЭлисун. – Чего только нельзя достичь, если разумно расходовать время!Давай-ка оставим эту тему, дорогая. Тебе не нравится мой образ жизни, а мне наэто наплевать. Мы никогда не поймем друг друга, так к чему же попусту тратитьвремя, пытаясь это сделать?

– Элисун, – осторожно сказала Шакола, – тыведь можешь свободно передвигаться по всей резиденции?

Элисун опять зевнула, пряча усмешку. Шакола наконец-торешила перейти к делу. Элисун уже ломала голову, когда же это случится.

– Да, я могу ходить где угодно, – подтвердилаона. – Думаю, шпионам уже наскучило гоняться за мной.

– Не могла бы ты оказать мне услугу?

– Конечно, дорогая моя. Чего ты хочешь?

– Сиронна меня терпеть не может, и ее соглядатаи ходятза мной по пятам. А я сейчас занята кое-чем, о чем не хотела бы ее осведомлять.

– Шакола! Неужели ты, в конце концов, решила поискатьразвлечений на стороне? – Кинезганка уставилась на нее, явно не соображая,что к чему.

– Да брось, дорогая моя, – лукаво сказалаЭлисун. – У всех нас есть свои маленькие забавы здесь, в Женскомдворце, – даже у нашей Гахенас.

– Вовсе нет! – возмутилась тэганка.

– В самом деле, Гахенас? Я ведь видела этого твоегонового пажа – такой сладенький мальчик. А кто твой любовник, Шакола?Какой-нибудь крепкий молоденький лейтенант из дворцовой стражи? Хочешь, чтобы ятайком провела его во дворец?

– Ты заблуждаешься, Элисун.

– Разумеется, – с нескрываемым сарказмомсогласилась Элисун. – Ну хорошо, Шакола. Я буду носить для тебя любовныезаписочки – если, конечно, ты доверяешь мне настолько, что подпустишь близко кнему. Но зачем ходить так далеко, дорогая сестра? У Гахенас очень миленькийпаж, и я уверена, что она хорошо его обучила, – правда, Гахенас? –Элисун насмешливо изогнула бровь. – Скажи мне, дорогая, он девственник? Яимею в виду – он был девственником до того, как попал в твои руки?

И Гахенас бежала, преследуемая по пятам издевательскимсмехом Элисун.

– А все-таки это слово пишется через два «н», –упрямо повторил Келтэн. Дело было в тот же день, в нескольких милях отВигайо. – «Стрижен-ный». Два «н».

– Ты забываешь о правилах, сэр Келтэн, – терпеливообъяснил Телэн. – По правилам «стриженый» пишется через одно «н».

– А ты что скажешь, Спархок? – обратился Келтэн кдругу. – Одно «н» или два?

Они только что закончили возводить на обочине дорогимогильный холмик из булыжников, и Келтэн и Телэн затеяли спор о надписи намогиле, которую подготовил мальчик.

– Какая разница? – пожал плечами Спархок.

– Если мы не правильно напишем «стриженый», Берит можетне понять, что к чему, – сказал Телэн.

– Поймет, – отмахнулся Спархок. – Беритчеловек сообразительный. Только не сдвигайте вот эти желтые камешки на вершинехолмика.

– Ты уверен, что Халэд поймет смысл этогопослания? – скептически осведомился Телэн.

– Твой отец понял бы, – ответил Спархок, – ая убежден, что он обучил Халэда всем нашим тайным знакам.

– И все-таки я считаю, что надо написать«стриженный», – не сдавался Келтэн.

– Бевьер! – позвал Спархок.

Сириникиец с вопросительным видом подошел кимпровизированной могиле.

– Эти двое спорят о том, как надо писать«стриженый», – пояснил Спархок. – Ты у нас человек ученый, разрешиэтот спор.

– Я говорю, что он написал неверно, – настойчивоповторил Келтэн. – Здесь должно быть два «н», верно?

– Э-э, – уклончиво пробормотал Бевьер, – насей счет существуют разные мнения…

– Почему бы тебе не просветить их на сей счет подороге? – предложила Миртаи. Спархок поглядел на Ксанетию.

– Ни в коем случае, – вполголоса предостерег он.

– Что именно хотел бы ты запретить мне, Анакха? –с невинным видом спросила она.

– Не смейся. Даже не улыбайся. Будет только хуже.

***

Прошло три недели, а может быть, и нет. Патриарх Бергстендавно уже отчаялся определить, сколько на самом деле проходит времени. Вместоэтого он, раздраженный теологическими сложностями, угрюмо взирал на глинобитныестены Кинестры и на отвратительно молодую и хорошо сложенную фигурку, котораяприближалась к нему. Бергстен любил, чтобы все было так как должно, и всякоенарушение привычных правил раздражало его безмерно.

Женщина была высока, с золотисто-смуглой кожей и чернымиволосами, хороша собой и на редкость мускулиста. Она появилась из воротКинестры под белым флагом и легко побежала им навстречу. Она остановиласьнеподалеку от первых рядов рыцарей, и Бергстен, сэр Гельдэн, Даийя и Неран,тамулец, служивший им переводчиком, выехали ей навстречу. Женщина заговорила сНераном.