Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К перилам хрустальным от ив ветерок
прохладу приносит с собою.
Повсюду беседки стоят над водой,
на ровном текучем шелку.
Откинулся полог, ночной туалет
закончен в пурпурных покоях.
ОСЕННЕЙ НОЧЬЮ
Нет птиц на террасе Пурпурных цветов,
и птичьего гомона нету.
Сквозь шелк на окне проникают лучи
текущего лунного света.
Уснувшая цапля на камне сидит,
покрытом узорами мха;
Ворон у колодца кропит ветерок
росою с утуновых веток.
Служанка пришла одеяло стелить —
раскинулся феникс златой;
И дева ушла от перил, уронив
цветы изумрудного цвета.
В безмолвии ночи никак не уснуть,
пить хочется после вина.
Мешаю усердно в печурке – и чай
вскипает в мгновение это.
ЗИМНЕЙ НОЧЬЮ
ЗИМНЕЙ НОЧЬЮ
Три пробили стражи, бамбук задремал,
и грезами слива полна.
Парчовый ковер с одеялом зеленым,
но очи не ведают сна.
Сосна своей тенью заполнила двор,
но видно, где цапля стоит;
Как грушевым цветом покрыта земля,
но иволги песнь не слышна.
У девы повис изумрудный рукав,
морозно в стихах о зиме;
И юноша шапку соболью надел —
ему не тепло от вина.
Все рады, коль чай для заварки идет
служанка опять выбирать, —
Готова из свежего снега вода
и быстро вскипает она.
Не будем рассказывать о том, как Бао-юй на досуге увлекался стихами. Но надо сказать, что, когда несколько сочиненных Бао-юем стихотворений увидел один влиятельный человек и узнал, что они принадлежат кисти тринадцатилетнего мальчика из дворца Жунго, он переписал их и при всяком удобном случае повсюду расхваливал. Кроме того, некоторые молодые люди, любители изящных и утонченных фраз и выражений о нежных чувствах, стали переписывать стихи Бао-юя на веерах и на стенах, зачитываться и восхищаться ими. Затем нашлись люди, которые стали обращаться к Бао-юю с просьбами, чтобы он написал для них стихи, или же присылали картинки, чтобы он сделал к ним стихотворные надписи.
Бао-юй возгордился успехами, забросил учебу и целые дни проводил за этим пустым и никому не нужным занятием. Никто не предполагал, что спокойная жизнь Бао-юя может кончиться, но такой день настал. А живущие в саду девушки, которые представляли собой пестрый небольшой мирок, жили по-прежнему привольно и беззаботно, не чувствуя никакого стеснения, радовались и смеялись, не скрывая своих чувств и ни над чем не задумываясь, не могли знать, что творилось в душе Бао-юя.
В последнее время Бао-юй начал тяготиться пребыванием в саду, мечтал о том, как бы провести время где-нибудь на стороне, впал в глубокую апатию и утратил всякий интерес к окружающему.
Мин-янь, видя состояние Бао-юя, решил его развлечь. Он хорошенько подумал и пришел к выводу, что его господину все надоело и есть только одно, чего Бао-юй до сих пор не изведал. Тогда Мин-янь отправился в книжную лавку, накупил там множество пьес, старинных и современных романов, неофициальные жизнеописания Чжао Фэй-янь, Хэ-дэ, У Цзэ-тянь, Юй-хуань, и все это преподнес Бао-юю. При виде книг Бао-юю показалось, будто он обрел жемчужину.
– Только прошу вас, господин, не носите эти книги в сад, – предупредил Мин-янь. – Если кто-нибудь узнает, мне попадет.
Но как же было Бао-юю не отнести их туда? Поколебавшись немного, он выбрал несколько лучших по стилю и содержанию книг, положил под изголовье своей постели и тайком читал. Остальные книги, написанные простонародным языком, он спрятал в своем кабинете вне сада.
Однажды утром в середине третьего месяца Бао-юй позавтракал, захватил с собой «Повесть об Ин-ин» и другие книги и отправился к мосту у «плотины Струящихся ароматов». Там он уселся под персиковым деревом и, раскрыв книгу, стал читать ее.
И как раз в тот момент, когда он дочитал до слов «толстым слоем усыпали землю красные лепестки опавших цветов», налетел внезапный порыв ветра и сорвал с деревьев тучу лепестков цветов персика, они закружились в воздухе и осыпали с головы до ног самого Бао-юя, его книгу и густо устлали всю землю кругом. Бао-юй хотел встать и отряхнуться, но, не решаясь измять и потоптать нежные лепестки, осторожно собрал их в пригоршню и бросил в пруд. Лепестки медленно поплыли по водной глади и скрылись под «плотиной Струящихся ароматов». Бао-юй обернулся и увидел, что еще множество лепестков лежит на земле. Он остановился в нерешительности.
– Ты что здесь делаешь? – неожиданно послышался голос за его спиной.
Не успел Бао-юй повернуть голову, как к нему подошла Дай-юй. На плече ее была небольшая мотыжка для окапывания цветов, на которой висел шелковый мешочек, а в руке она держала метелочку, предназначенную для сметания опавших лепестков.
– Вот хорошо, что ты пришла! – обрадовался Бао-юй. – Подмети-ка все эти лепестки, и бросим их в воду. Я уже часть бросил.
– Так нельзя, – заметила Дай-юй. – Здесь-то вода чистая, но лепестки уплывут туда, где живут чужие люди, и там их все равно осквернят. Я сделала в углу сада возле стены могилку для опавших цветов. Я подмету оставшиеся лепестки, мы положим их в шелковый мешочек и похороним там, они через некоторое время сгниют и вновь обратятся в землю. Разве так не будет аккуратнее?
Лицо Бао-юя озарилось радостной улыбкой.
– Погоди немного, – сказал он, – я спрячу книги и помогу тебе убирать.
– Какие книги? – поинтересовалась Дай-юй.
Этот вопрос привел Бао-юя в замешательство, он торопливо спрятал книги и ответил:
– Просто так, «Золотая середина» да «Великое учение»[101].
– Нет, ты что-то хитришь! – заметила Дай-юй. – Дай-ка, я сама посмотрю.
– Дорогая сестрица, меня не пугает, что ты застала меня за чтением книг, – сказал Бао-юй, – ты все равно никому не расскажешь. Это замечательные произведения! Начнешь их читать – о еде позабудешь!
С этими словами он протянул Дай-юй книги.
Дай-юй отложила в сторону садовые принадлежности, взяла из рук Бао-юя книги и начала просматривать, постепенно все больше и больше заинтересовываясь. Прошло время, достаточное для того, чтобы пообедать, а она все читала и читала. Она уже прочла несколько глав с описанием трогательных сцен и неожиданно почувствовала, что в душу ее вливается какое-то неведомое доселе блаженство. Чем дальше она читала, тем глубже задумывалась над прочитанным и старалась получше его запомнить.
– Ну как? Понравилось? – полюбопытствовал Бао-юй.
Дай-юй в ответ только улыбнулась и закивала головой.
– Ведь это я «полон страдания, полон тоски», –