Не все мужчины на это пойдут, уж слишком они мечтали о лекарстве от Шума.

А что будет с женщинами?

Бен убежден, что Шум есть и у нас. Если мужчины могут заглушать свой Щум. женщины непременно научатся его открывать.

Он часто спрашивает, не хочу ли я попробовать.

Я не знаю.

Почему мы не можем жить так, как есть? И почему кто-то должен решать за остальных?

В любом случае, нам предстоит выслушать еще пять тысяч мнений.

Караван только что выходил на связь, — говорит Бен. — Они вошли на орбиту час назад, торжественная церемония прибытия намечена на полдень. — Он приподнимает бровь. — Ты пойдешь?

Я улыбаюсь:

— Брэдли прекрасно меня заменит. А ты пойдешь?

Бен опускает глаза на Тодда.

Придется. Я должен познакомить их с Небом. Я теперь связующее звено между переселенцами и Землей, нравится мне это или нет. - Он убирает волосы со лба Тодда. — Но потом я сразу вернусь.

Я не отходила от Тодда с тех пор, как его принесли сюда, и не отойду, пока он не очнется, даже ради новых переселенцев. Я и госпожу Лоусон попросила прийти ко мне, чтобы подтвердить слова мэра о лекарстве. Она внимательно изучила все материалы и провела доскональные исследования: мэр сказал правду. Все женщины теперь здоровы.

Но не 1017-й.

Инфекция распространяется по его организму гораздо медленней, и пока он отказывается принимать лекарство: говорит, что будет терпеть боль до тех пор, пока Тодд не очнется. Как напоминание о том, что было, что чуть не случилось и к чему мы никогда не должны возвращаться.

Если честно, я немножко рада его страданиям.

Небо хочет навестить Тодда, — осторожно произносит Бен, словно уже прочитал Шум, которого у меня нет.

— Ни за что.

Но ведь все это устроил он. Виола. Если Тодд вернется…

— Вот именно, «если». Это ключевое слово, согласен?

Лечение поможет, вот увидишь.

— Прекрасно. Когда это случится, тогда и спросим Тодда, хочет ли он видеть своего убийцу…

Виола…

Я улыбаюсь, чтобы прекратить спор, который мы на-чинали уже сто раз. Спор о том, что я до сих пор не могу простить 1017-го.

И возможно, никогда не смогу.

Я знаю, что Небо часто поджидает Бена у входа в кольцо и справляется о самочувствии Тодда. Иногда я его слышу. Впрочем, прямо сейчас я слышу только Ангаррад. которая пасется у палатки и терпеливо ждет возвращения своего жеребенка.

Из-за того, что случилось, Небо станет гораздо более мудрым правителем, — говорит Бен. — Возможно, мы действительно сможем жить в мире со спэклами. В раю, о котором мы так мечтали.

— Если госпоже Лоусон и ученым с каравана удастся повторить формулу лекарства, — говорю я. — И если людей, которые сюда прибудут, не напугает соседство с такой огромной армией. Если на всех хватит пищи…

Попробуй надеяться на лучшее, Виола.

Опять это слово.

— Я надеюсь. Но сейчас все мои надежды связаны с Тоддом.

Бен снова смотрит на сына.

Он обязательно вернется.

Я киваю, но мы не знаем этого наверняка, не можем знать.

Но можем надеяться.

Надежда эта так неуловима, что я до смерти боюсь ее спугнуть.

Поэтому молчу.

И жду.

И надеюсь.

На каком месте ты остановилась? — спрашивает Бен, кивая на дневник.

— Снова подошла к концу, — говорю я.

Он отходит от каменного ложа и садится на второй стул рядом со мной.

Тогда дочитывай, и начнем с того места, где его мама счастлива и полна надежд.

На его лице улыбка, а в Шуме — столько нежности и радости, что я тоже невольно улыбаюсь.

Он тебя услышит, Виола. Услышит и придет на зов.

Мы оба смотрим на Тодда, лежащего на каменной плите: его согревает костер, на ране лечебное снадобье спэклов, Шум то появляется, то исчезает, словно сон, который пытаешься вспомнить и никак не можешь.

— Тодд, — шепчу я. — Тодд?

А потом снова беру в руки дневник.

И продолжаю читать.

Что же это?

Моргнув, я попадаю в далекое прошлое: мы сидим на уроке в прентисстаунской школе, и учитель рассказывает нам про первых переселенцев…

Потом я моргаю еще раз и попадаю в другое воспоминание: мы с ней укладываемся спать на заброшенной мельнице, только-только сбежав из Фарбранча, и она просит меня выйти, потомушто мой Шум не дает ей уснуть…

А вот я с Манчи, моим расчудесным псом: он бежит с горящей головешкой в зубах и устраивает пожар. Пожар, который помог мне спасти…

Помог мне спасти…

Ты здесь?

Ты здесь?!

(Виола?)

А еще бывает, я вспоминаю то, чего никогда не видел…

Семьи спэклов в хижинах посреди огромной пустыни, о существовании которой я даже не догадывался, но вот я стою посреди нее — и знаю, что она находится на другом конце Нового света, далеко-далеко… Голоса спэклов окутывают меня, я слышу, что они говорят, и я понимаю, хотя язык мне незнаком. Я вижу, что они знают о людях на другом конце света, им известно все, что знают спэклы рядом с нами, голос мира передает это знание в каждый уголок, и если б мы только могли…

Или вот, вот я на холме рядом с человеком, лицо которого мне знакомо (Люк? Лес? Ларе?), мне знакома его слепота и знакомо лицо другого, который стоит рядом и видит за него. Они собирают оружие у солдат и замуровывают в шахту. Будь их воля, они бы вовсе его уничтожили, но голоса вокруг не дают им этого сделать, они просят оставить оружие — на всякий случай, мало ли что произойдет. Но зрячий человек говорит слепому, что надежда всё-таки есть…

Или вот я смотрю с холма на огромный-преогромный — с город — корабль, заходящий на посадку…

И в то же самое время вспоминаю ручей, рядом играет маленький спэкл, и вдруг из леса выбегают люди: они силком уводят мать, ребенок плачет, а потом люди возвращаются и бросают его в телегу с другими маленькими спэклами. Это не мое воспоминание, а этот маленький спэкл -…

Иногда вокруг просто темно…

…иногда нет ничего, кроме едва слышных голосов, они все время ускользают, я один в темноте, и у меня такое чувство, что я провел здесь ужасно много времени…