И я бросаю ружье.

Она бросает ружье.

Оно падает на песок, так и не выстрелив.

А значит, я — по-прежнему Небо. Я — по-прежнему глас Земли.

— Не хочу тебя больше видеть, — сдавленно произносит она, не открывая глаза. — Никогда.

Да, — показываю я. — Да, понимаю.

Виола? — показывает Источник…

— Сегодня я этого не сделала, — говорит она ему. — Но если я увижу его снова, не знаю, смогу ли остановиться. — Она поднимает глаза, но на меня не смотрит. — Убирайся отсюда! Убирайся!

Я перевожу взгляд на Источника, однако и он не смотрит на меня…

В его голосе лишь боль и печаль, все мысли об убитом сыне…

— УХОДИ! — кричит она…

Я отворачиваюсь, иду к своему бэттлмору и бросаю на них последний взгляд: Источник так и сидит, сжимая в объятьях труп Ножа, а девочка по имени Виола медленно ползет к нему…

Меня они даже не видят. Не хотят видеть.

И я их понимаю.

Я должен вернуться в долину, вернуться к Земле.

И тогда мы посмотрим, что готовит для нас будущее.

Для Земли и для Бездны.

Сегодня оно было спасено трижды: сначала Небом.

Затем Ножом.

И наконец любовью Ножа.

Мы все столько сделали ради этого будущего… Так пусть оно будет достойным.

Виола? — снова показывает Источник.

И на этот раз я слышу в его горе удивление.

Виола? — повторяет Бен.

Сил у меня нет, поэтому мне приходится ползти к ним с Тоддом, и я ползу — мимо Ангаррад, которая тревожно переступает с ноги на ногу и твердит снова и снова: Жеребенок, жеребенок, жеребенок.

Я заставляю себя заглянуть в лицо Тодда. в его по- прежнему открытые глаза.

Виола! — Бен поднимает ко мне залитое слезами лицо. Его глаза широко распахнуты. 

— Что? Что такое, Бен?

Он отвечает не сразу, сперва наклоняется вплотную к лицу Тодда, потом опускает глаза на его грудь, засыпанную снегом…

Ты разве не?… Бен умолкает, сосредоточенно глядя на Тодда.

— Что. Бен? Что?

Он вскидывает голову.

Ты разве не слышишь?

Удивленно моргая, я прислушиваюсь к собственному дыханию, грохоту волн, плачу Ангаррад. Шуму Бена…

— Чего не слышу?

Кажется… Он снова умолкает и прислушивается.

Кажется, я его слышу.

Бен снова поднимает голову.

Виола, я слышу Тодда.

Он встает на ноги, не выпуская из рук сына…

— Я его слышу! — кричит он, поднимая тело Тодда в воздух. — Я слышу его голос!

— «А в воздухе стоит какая-то странная стужа, сынок, — читаю я вслух, — и я имею в виду не только наступление зимы. Меня пугает будущее».

Я перевожу взгляд на Тодда. Он все так же лежит, не мигая, не шевелясь.

Но время от времени его Шум раскрывается, и на поверхность всплывают воспоминания: о нашей первой встрече с Хильди или о Бене с Киллианом: Тодд в них еще совсем маленький, его Шум сияет от счастья, ведь они втроем идут рыбачить на болото рядом с Прентисстауном…

Тогда мое сердце наполняется надеждой и начинает биться чуть быстрей…

Но потом его Шум снова стихает…

Вздохнув, я откидываюсь на спинку сооруженного спэкпами стула, стоящего под поставленной спэклами палаткой, возле разведенного спэклами костра, рядом с каменным ложем, на котором все эти дни покоится Тодд.

Его обожженная грудь намазана лечебным снадобьем спэклов.

И она заживает.

А мы ждем.

Мы ждем.

И надеемся, что он к нам вернется.

Снаружи плотным кольцом стоят спэклы. их Шум образует подобие щита. «Конец Всех Троп» — так называет это место Бен; здесь он спал долгие месяцы, пока заживала его рана, долгие месяцы на грани жизни и смерти. Пуля убила бы его. если бы не спэклы.

Но Тодд умер. Я была уверена в этом тогда и уверена сейчас.

Он умирал на моих глазах, на моих руках — вспоминать об этом так больно, что лучше не буду…

Но Бен засыпал грудь Тодда снегом и быстро остудил страшные ожоги, которые парализовали его, остудил уже и так холодного Тодда, изнуренного долгой схваткой с мэром. Бен говорит, что Тодд просто привык скрывать свой Шум, а от холода и боли он окончательно заглох, но сам Тодд не умер, нет…

Однако я считаю иначе.

Тодд покинул нас, пусть и не хотел. Он держался до последнего, сколько мог, но потом все же покинул нас.

Я видела, как он уходил.

Но, быть может, он не успел уйти далеко.

Может, мы с Беном его удержали, не дали ему сделать последний шаг.

И когда-нибудь он к нам вернется.

Устала?- спрашивает Бен, входя в палатку.

— Да нет, все нормально, — отвечаю я, убирая дневник, который читаю Тодду вот уже несколько недель, надеясь, что он меня слышит.

Надеясь, что он придет ко мне из того неведомого края, куда ушел.

Как у него дела? — Бен подходит к Тодду и кладет руку ему на запястье.

— По-прежнему.

Он поворачивается ко мне:

— Тодд вернется, Виола. Непременно.

— Надеюсь.

— Я же вернулся. Хотя меня даже звать было некому, а у Тодда есть ты.

Я отворачиваюсь:

— Ты вернулся другим.

1017-й предложил лечить Тодда в Конце Всех Троп, и Бен сразу согласился. А поскольку Нью-Прентисстаун превратился в новое озеро у подножия водопада, и единственной альтернативой было держать Тодда в тесной палате на борту корабля-разведчика (за последний вариант горячо выступала госпожа Лоусон — она теперь заправляет почти всеми делами, которые не перепоручает Уилфу и Ли), я тоже неохотно согласилась.

Бен кивает и переводит взгляд на Тодда.

Возможно, он тоже изменится. Но я вообще-то не жа-луюсь.

Все эти дни я внимательно наблюдаю за Беном и задаюсь вопросом: неужели это — будущее Нового света, будущее всех мужчин, которым рано или поздно придется полностью открыть себя голосу планеты, сохранив свою личность, но при этом впустить в нее личности всех остальных и по собственной воле слиться со спэклами. слиться с окружающим миром?