— Алек, послушай, — вновь прошу, чуть ли не хныча, как маленький ребёнок, выпрашивающий внимания.

Но всё зря, Алек не хочет меня слышать. Он кладёт руки на дверь и со всей силы пытается её отодвинуть обратно. Дверь хоть и стеклянная, но она даже и не думает двигаться, хотя я вижу, что Алек старается изо всех сил, выкладываясь по полной. Он словно борется с чем-то совершенно ему неподвластным, с каждой секундой раздражаясь всё больше и больше.

— Алек…

Я вздрагиваю, когда он со всей дури пинает стекло. В нём столько ярости, что его глаза горят неистово жёлтым светом, на который больно смотреть. Я жмурюсь и вновь зову его, Алек чертовски упрямится, хотя и выражает свою злость только на дверь. Он глубоко вдыхает и вновь берётся за дело, и тут дверь вздрагивает. Не отъезжает обратно, не двигается, но даёт слабину, подсказывая Алеку, что открыть её всё-таки будет возможно.

Я не знаю, что мне делать.

Я так устала и запуталась, что не знаю, за что должна бороться.

Алек присаживается возле меня.

— Мне надо, чтобы ты немного отодвинулась, принцесса, — просит Алек нежным и очень мягким голосом, словно разговаривает с ребёнком.

Возможно, именно сейчас я им и являюсь, потому что в мыслях один раздор и истерика. Мне хочется плакать, хочется, чтобы всё это закончилось. Я начинаю качать головой.

— Давай, принцесса, — настаивает Алек, добавляя в голос напористость, — тебе надо постараться чуть-чуть, чтобы я смог встать поудобнее, и попробовать её снова открыть.

— Нельзя, — прошу, едва не плача.

Сама не понимаю, почему меня это так пугает, но я так устала от смертей, что не могу вынести мысли, что из-за меня может погибнуть кто-то ещё.

Но Алек как всегда непреклонен, хотя это совсем другой вид упрямства. Он не касается его твердолобости. Эта боль в его глазах, когда уже он чётко качает головой. Мне кажется, что моё сердце может разорваться только от одной мысли, что он сейчас испытывает.

Слёзы таки прорываются на мои глаза. Поджимаю губы, а сама едва проглатываю ком, ощущая, как в онемевшей груди всё сжимается. И всё же я предпринимаю попытку его остановить.

— Нельзя открывать эту дверь, Алек, — вновь прошу я, — это опасно, могут…

— Мне плевать, — цедит он сквозь зубы.

И взгляд — яркий, полыхающий и такой яростный — полнится безумной непоколебимостью.

— Мне плевать на всех, принцесса, — ещё жёстче говорит он. — Я уже говорил тебе: я не герой, а конченный эгоист. Пусть этот мир сгорит дотла в адском пламени, если в нём не будет тебя, Лена…

— Он теряет всё значение, — заканчиваю я за него, помня, словно это было только минуту назад, что я испытала в тот самый раз, когда не просто услышала от него эти слова, а увидела их в его глазах.

Алек не отступит.

Он не оставит меня здесь одну, а если не заберёт меня, то…

Вот когда я понимаю, что мне ещё есть, за что бороться.

Поджав губы, я много-много раз киваю, пытаясь спрятать скатывающиеся слёзы и, приложив с десяток усилий, чуть отодвигаюсь, чтобы Алеку было удобно просунуть ногу для опоры.

— Сколько осталось времени? — спрашивает он, когда вновь встаёт и начинает давить на дверь.

Но вопрос неожиданно становится для меня слишком сложным. Я слышала его слова, вот только…

— Принцесса, — зовёт меня Алек.

Мне приходится поднять на него взгляд. С трудом, а от движения головы, затылок начинает ломить. Он почему-то останавливается, глядя на меня сверху-вниз. В его беспокойных глазах настороженность.

— Сколько у нас осталось времени, — с нажимом спрашивает Алек.

И тут я понимаю, что он делает. Заставляет меня думать. Как и я Елая совсем недавно. Тогда он продержался еще пару минут. Это значит?..

— Минуты три приблизительно, — собравшись говорю я.

Во рту всё пересохло, я хочу сглотнуть, но вдруг что-то мешает. В глазах появляется резь, мне надо поднять руку и протереть их, но все мысли сосредоточены на распознавании привкуса… такого солоноватого, оно… оно… оно похоже…

Я начинаю давиться, закашливаюсь, пробую вдохнуть, но вдруг мою грудь сдавливает резкой болью. Снова кашляю и кашляю.

— Лена… — слышу Алека голос совсем близко и в то же время совсем далеко.

Хочу отозваться, повернуть голову, но ни тело, ни глаза больше не слушаются. Всё, что знаю, мне тяжело. И холодно. Жутко холодно. Рот наполняется чем-то вязким и тёплым. Солоноватым. Кровь… вот, что я не смогла распознать с первого раза.

— Лена, пожалуйста, посмотри на меня, — снова слышу я, но…

Нет.

— Чёрт, — доносится до меня ругательство, и голос всё дальше и дальше.

— Я люблю тебя, Алек.

Я так надеюсь, что действительно говорю это.

“Прощай. Мне жаль. Я виновата. Я не хочу тебя оставлять. Не сегодня, и вообще никогда”, застревают в горле, их останавливает ком скопившейся крови. Я так устала. Пытаюсь сделать вдох, захлебываюсь и захлебываюсь. Темно, и неожиданно уходит вся боль. Её нет. Больше нет ничего вокруг.

И я понимаю, хоть здесь мне и есть за что бороться, я не могу сопротивляться.

Все бесполезно, мое тело уже не мое… Нет ни тяжести в нем, ни ощущений воздуха на кожи, есть только легкость. Такая приятная легкость на перевес этой пустой надежде еще раз вздохнуть. Еще раз открыть глаза, увидеть его. Это желание бьется во мне болью несбыточности, но оно горит, разгорается так сильно, что я все же делаю еще один вдох…

Алек

— Лена, пожалуйста, посмотри на меня, — вновь просит он, сидя прямо перед ней, но в ответ лишь невероятно убивающая тишина.

— Чёрт, — срывается Алек, ударяя дверь.

Она не откроется. По крайней мере, не за то время, что осталось у Лены. Злость пробует захватить разум. Внутри Алека всё кипит так яро и обжигающе, что он едва-едва себя сдерживает, чтобы не начать творить безумные вещи.

Ему бы хотелось к чертям собачьим разбить всё, что только видит. Но сил… глубокий вдох, не силой, так мозгами.

Он резко поднимается на ноги, оказываясь у цифровой панели с замком, из которой всё ещё торчит мортэм. И тут…

— Я люблю тебя, Алек, — едва-едва шепчет Лена до невозможности слабым голосом, и у Алека всё внутри надрывается.

Спокойно, нужно просто оставаться спокойным и продолжать пробовать открыть дверь.

— Я знаю, принцесса. Именно поэтому ты должна разговаривать со мной, — взгляд Алека отрывается от цифровой панели. — Только продолжай…

Слова умирают на его губах. Что-то неожиданно в нём с треском ломается. Он медленно опускается, протягивает руку, проводит ладонью по её лицу. Ее кожа кажется Алеку не такой как всегда. Намного холоднее.