Первое, о чем она подумала, когда посмотрела на дворец: «Какой же он ветхий». Это сооружение напомнило ей старинное загородное поместье, которое изначально было коттеджем, а затем его переделывали последующие поколения, пока первоначальный дом не поглотили пристройки. Эдит предстояло узнать, что подобное действительно произошло с дворцом Пеллов. Много-много лет назад каждый член монархии кольцевого удела пытался оставить свой след в королевском доме. В результате получилась мешанина стилей и идей. Фасад представлял собой две арки разного размера, одна круглая, а другая остроконечная. У портика было нечетное количество колонн, все с уникальными капителями. Здесь было множество окон, но ни одного на общей линии с другими. Все пять углов дворца могли похвастать башенкой, а некоторые – и второстепенными башенками, похожими на ветви, отходящие от ствола дерева. Над дворцом возвышались два купола, что производило довольно грубый эффект, хотя один заканчивался фонарем[9], а другой был покрыт золотыми листьями – дополнение, которое соорудили под личным надзором короля Леонида.

– Что-то в одном куполе, кажется, взывает ко второму, – с гордостью сказал король Эдит и сунул в рот кусочек леденца.

Эдит привыкла быстро оценивать человека. Торговля с пиратами научила ее доверять первому впечатлению и своим инстинктам. Стоило признать, что она не очень хорошо разбиралась в людях, – в конце концов, ее первое впечатление о Сенлине сводилось к фразе «никчемный болван». Тем не менее она была уверена, что ее способность отличать безобидных чудаков от жестоких маньяков не раз спасала жизнь.

И все же она изо всех сил старалась получить хоть какое-то реальное представление о личности короля.

Королевское место жительства занимало городской квартал и возвышалось над соседями. Когда они поднимались по ступеням дворца, последние лорды и леди, идущие следом, отстали. Дети убежали с полными ртами конфет, а репортерам Леонид громко фукнул на прощание и сказал, что они могут его процитировать.

Эдит последовала за королем и тремя его советниками через золотые двери дворца. Внутреннее убранство королевского дома было таким же величественным и запутанным, как и его внешний вид. Каждый предмет мебели казался произведением искусства, а все приборы были прекрасны, как драгоценности. Но поскольку ничто ничему не соответствовало, получалось что-то вроде экстравагантного магазина диковинок.

Эдит заметила перемену, произошедшую с королем, как только они оказались в помещении. Он прогнал слуг, которые исчезли, словно мыши при вспышке света, и принялся на ходу срывать с себя костюм часовщика – шляпу, сюртук, жилет и галстук, – бросая их на музейные экспонаты своего дома, не сбавляя шага. Он казался моложе, его действия стали более спокойными. Голос Леонида утратил театральную мелодичность, звучавшую в Круге. Он заговорил с Эдит вполне небрежно:

– Я уже достаточно старый, чтобы помнить времена, когда имя Сфинкса не звучало так мифически. Мой прадед видел «Авангард», когда тот летал в последний раз… когда это было, генерал, сто лет назад? – Леонид помолчал достаточно долго, чтобы позволить Эйгенграу кивнуть. – Сфинкс, несомненно, не спешил выйти на бис.

– И он решил, что Пелфия будет идеальной сценой, – сказала Эдит.

– Это очень лестно. Надеюсь, вы не будете возражать, если я обойдусь без королевской экскурсии. Это большой дом, и я уверен, у нас обоих есть дела поважнее, чем притворяться, что мы ценим все эти камины и гобелены, – простодушно сказал Леонид. Эдит сразу же согласилась, радуясь, что ее избавили от скучных лекций. – Во всяком случае, я предпочитаю крышу. Я люблю свежий воздух.

Терраса выступала из дворца со всей утонченностью гульфика. Экстравагантное пространство затенялось рядами пальм в массивных глазурованных горшках. Леонид объяснил, что каждое утро увядающие деревья вывозили на тележках, чтобы оживить их в портовом солнечном свете, а свежие привозили, оставляя томиться в лучах газовых ламп.

– Признаюсь, это ужасное расточительство. Королевская власть действительно имеет свои преимущества. И я не могу придумать ничего более безмятежного, чем тень от дерева. Честно говоря, я бы предпочел зелень, а не золото.

Это Эдит могла понять. Наместник начинал ей нравиться. Леонид стоял у перил, глядя на кипящий жизнью город. Теперь на нем не было ничего, кроме костюмных брюк и белой рубашки с расстегнутым воротом, и король выглядел обыкновенным, ничем не примечательным, если не считать торчащей белыми крыльями шевелюры.

– В детстве я вытаскивал перья из подушек, а потом приносил их сюда, чтобы посмотреть, как далеко они проплывут над крышами домов. Я сделал из этого целую игру. С очками, штрафами и… Я промотал сотню дней, выпуская перья, подсчитывая баллы. – Он помахал пальцами в воздухе. – Когда мать застукала меня за этим занятием, она ужасно меня отчитала. Я испортил ей подушки! Уничтожил ее пуховые одеяла! Я был вандалом и расточителем! – Он усмехнулся. – Забавно, но сейчас я не могу вспомнить ни одного правила игры в перья, зато прекрасно помню каждое слово этого выговора. – Леонид посмотрел Эдит в глаза с умоляющей честностью. – Надеюсь, теперь я не удостоюсь еще одного.

Эдит с легким удивлением поняла, что Леонид ожидал осуждения. Это открытие принесло облегчение, потому как означало, что Сфинкс все еще пользовался здесь некоторым уважением.

– Вовсе нет, ваше величество. Сфинкс шлет вам свои самые теплые пожелания. Он жалеет, что не смог приехать сам. У него лишь приятные воспоминания о вашем кольцевом уделе и ваших предках.

– Они у меня самого вызывают противоречивые чувства. Я не из тех, кто считает каждого умершего родственника святым. Итак, чем же мы обязаны этой чести, блюститель Уинтерс? Что же на самом деле привело вас сюда?

– До сведения Сфинкса дошло, что в Купальнях произошли какие-то беспорядки, – сказала Эдит.

– Вы имеете в виду потерю Красной Руки, – мрачно произнес король.

– Это Паунд потерял его, – вставил Ле Мезурье, презрительно скривив губы. Толстый брат короля во время их прогулки раздобыл бокал джина со льдом и отпил из него, прежде чем продолжить. – Ничего удивительного. У Паунда деньги не задерживаются, в точности как девушки у моего сына. Мы дали ему такой ресурс, как Красную Руку, и он растратил его впустую. Этот человек слишком занят коллекционированием каракулей, чтобы бегать по уделу.

– Были и смягчающие обстоятельства, ваше высочество, – сказал Эйгенграу. – Паунд попал в ловушку в недружественном порту.

– Само по себе позор! – рявкнул в ответ Ле Мезурье.

– Не могу не согласиться. Я лишь констатирую оправдывающий факт, с помощью которого сам Паунд попробует защититься, – сказал генерал.

– Господа, – сказал Леонид, поднимая руки. – Разве эти отговорки имеют значение для Сфинкса? Но факт остается фактом: именно наш человек способствовал смерти блюстителя. Я уверен, что Сфинксу все равно, какую из наших рук мы решим ударить.