— Два дня назад, да?

— Да.

— А кто в тот день приходил?

— Да никого почти и не было… Слепая консультироваласьпо поводу очков…

— Запесоцкая?

— Ну да… Зазноба пропавшего лыжника. Старики-немцызаходили, просто оборудование посмотреть… Парень с ожогами физиономии,дозагорался, подлец. И, кажется, Марк.

Он брал бауэровский аспирин для жены.

— Отлично, Артем Львович. Вот теперь тебя хвалю я…

— Ладно, Мойдодыр.

— А к Инессе Шмариновой все-таки загляни.

* * *

…Ольга проснулась от необыкновенной легкости. Голова большене болела, и сухость во рту исчезла. Может быть, точно также исчезнет и всеостальное. Сейчас она откроет глаза, и рядом не окажется человека, который этойночью дал ей безумную надежду на спасение, такую же безумную, какой была онасама. Сейчас она откроет глаза и снова окажется в коттедже, рядом с таблетками,которые так и не приняла…

Она все еще лежала с закрытыми глазами, когда легкие пальцыкоснулись ее щеки.

Значит, все, что произошло, — правда.

Пальцы скользнули ниже и накрыли ее губы — и Ольга больше несмогла этому противиться. Она поцеловала их, эти пальцы, пахнущие дымом исосновой смолой.

— Ты не спишь? — прерывистым шепотом спросил он.

— Нет…

— Тогда открой глаза, пожалуйста.

— Нет. Если я открою глаза, я снова вернусь в этоткошмар…

— Никакого кошмара не будет, я тебе обещаю… Откройглаза…

Ну, решайся, Ольга.

Сначала она все еще пряталась за полусомкнутыми ресницами,она все еще боялась поверить. Но он был совсем рядом — этот запах дыма,сосновых иголок и жаркого, тоскующего тела. Он тихонько звал ее, и Ольге ничегоне оставалось, как пойти на зов.

Да, конечно, он был совсем рядом: она увидела его смуглуюкожу, которой так шла едва заметная щетина, истончившиеся от долгого ожиданиягубы и антрацитовые глаза.

— Иона… — Ей стало больно дышать и захотелось войти вэти губы, как входят в еще неизвестные, но такие прекрасные города. Города,наполненные стуком молочных бидонов и лаем собак, булыжными мостовыми и цветамина подоконниках, детьми и женщинами, ожидающими детей. Города, где никогда небывает снега, а стоит вечный переспелый август с терпким запахом айвы.

И запахом сосен, въевшимся в его смуглую кожу.

— Иона, — повторила она.

Он поцеловал ее нежно и целомудренно, совсем другого можнобыло ожидать от зверя, запертого в его антрацитовых глазах.

— Я люблю тебя, — сказал он.

— Нет, пожалуйста, нет… — вдруг испугаласьОльга. — Меня нельзя любить.

— Только тебя и можно любить. — Он потянулся к нейи крепко сжал ее в объятьях.

Если он еще раз приблизит к ней свое лицо, она просто невыдержит, она умрет, потому что сердце ее не выдержит сумасшедше-прекрасногозапаха его волос.

Иона.

Она не может обречь его на страдания.

Ольга попыталась вырваться из его объятий, но так и несмогла сделать этого. Они лежали на спальниках, в расстегнутых куртках, тесноприжавшись друг к другу. Что же он делает с ней, что он делает, если соски еегруди готовы взорвать изнутри грубую шерсть свитера, вспороть ее, как нож.

Как нож.

Ольга судорожно вздохнула. Как нож, которым был убит ееотец.

— Что? — спросил Иона одними губами.

— Мы должны вернуться. Ты должен отвезти меня обратно.

— Нет, — в отчаянии он стиснул ее еще крепче.

— Бесполезно бежать от себя, пойми. Даже если тыувезешь меня на край света, это ничего не изменит. Потому что со мной всегдабудет то, что во мне. То, что приносит зло…

Иона резко разжал руки. И отстранился от нее. Она как будтоосталась одна… Боже мой, каким мертвым, каким холодным оказалось одиночество.

— Обними меня, — жалобно попросила она.

— Ольга. — Он снова коснулся пальцами еегуб. — Разве ты не поняла, что я сказал тебе сегодня ночью? Я верю тебе.

Ты не можешь быть безумной, потому что пещера действительносуществует.

— Откуда ты знаешь?

— Я знаю. Мы пойдем туда. Мы пойдем, и уже никто непосмеет назвать тебя сумасшедшей.

— Но отец'…

— Тебя просто подставили, почему ты не хочешь этогопонять!

— Но кто? Кто мог меня подставить?

Он не ответил. Он приподнялся на локте и снова поцеловал ее— нежно и целомудренно. Совсем не так, как она хотела.

— Вставай, — сказал он. — Я покажу тебе ее…

…Когда они вышли из сторожки, метель почти утихла.

Падал только легкий снежок.

— Вот видишь, — сказал Иона. — Буранокончился. Это хорошо. Нам будет легче идти.

— Это далеко? — спросила Ольга.

— Нет, не очень. Во всяком случае, устать ты неуспеешь.

Она действительно не успела устать. Через полчасаотносительно неторопливого шага они оказались в скалах — тех самых скалах, вкоторых Ольга заблудилась несколько дней назад. Иона прибавил в темпе, и теперьона едва поспевала за ним.

— Не так быстро, пожалуйста, — задыхаясь,попросила она.

— Извини. Мы уже почти пришли. Еще несколько минут…

Они обогнули огромный обломок скалы, и Иона остановился.Совсем рядом, с противоположной стороны скалы, торчал тупой нос снегохода. Ониувидели его одновременно.

— Когда ты успел его сюда пригнать? — удивиласьОльга.

— Черт. — Иона тихо выругался. А потом оглянулся ипосмотрел на нее. — Это здесь. Подожди.

Остановившись у скалы, он сразу же нашел лаз: у занесенногоснегом подножия чернела пробоина.

— Останься здесь, — попросил он.

— Нет. Я пойду с тобой.

— Останься. Это ненадолго.

— Нет. Мы так долго к этому шли. Я так долго к этомушла…

— Я прошу тебя…

— Нет.

Не говоря больше ни слова, он опустился на корточки и исчезв глубине скалы. Ольга последовала за ним. Несколько минут они стояли молча,привыкая к темноте, к которой невозможно было привыкнуть. Ольга помнила началопути в пещеру с почти фотографическими подробностями. Сердце ее бешеноколотилось: она была права, пещера действительно существует, — и Ионаправ: теперь никто не сможет назвать ее сумасшедшей. Они вернутся в «Розуветров», теперь они будут не одни, они будут вдвоем, и толстый Звягинцев непосмеет им не поверить.