– Я не могу. Такая эманация… У нее может быть только один источник. Философский камень. В этом лесу философский камень есть только у кастигантов. Эта ведьма сказала, что они куда-то едут. Ехали. Я думаю, что ведьмы взорвали машину Теркантура. И все, кто был рядом…

– Что?

– Есть такая штука. Называется «магическая суперпозиция». Подкидываешь монету – а выпадает одновременно и орел и решка.

– Так не бывает.

– Бывает. В суперпозиции. Пока длится реакция, металл одновременно остается и свинцом, и золотом. А люди… Я видел, как трансмутация превратила живое существо в фарш. Но сейчас… Пока цифры на арканометре все прибывают… Понимаешь, для нас они как бы и мертвы, и живы. Одновременно. А когда магия иссякнет, они будут либо тем, либо другим. Я должен пойти туда и заставить их остаться в живых.

– Должен? Потому что так поступают герои?

– Потому что только кастиганты знают, как остановить убийцу Отворяющих. Потому что только с их помощью мы докажем, что жемчужную болезнь вызвали не ведьмы. Если я их не вытащу, РКС начнут резню. Уже начали. Может, Клервана это и заслужила. Но жертвы будут с обеих сторон. Понимаешь? Я за этим сюда и пришел. Чтобы в решающий час не остаться в стороне.

– Ладно, Джуд. Ладно. Я поняла. А тебя-то самого эта суперпозиция не превратит в фарш?

– На мне эвелин. Он должен выдержать. Какое-то время.

– Значит, и мой выдержит. – Девушка выбирается из приютивших ее корней дуба и не дает Джуду поймать ее за руку.

– София, я знаю, что ты видела сон… Но ты уже ничего не должна будущему. Ты спасла меня от этой бешеной ведьмы. А до этого – еще от одной бешеной ведьмы. Теперь моя очередь…

– Суперпозиция, Джуд. Считай, что я уже сделала ноги. Перед тобой всего лишь непослушная копия.

Он качает головой.

– Непослушная и, что гораздо хуже, не такая умная, как та, что сбежала.

– Верно, не будем тратить время на споры с идиоткой.

Они идут навстречу растущим значениям арканометра. После полутора тысяч тление рунных знаков на эвелинах становится нервным, неоднородным.

– Джуд, у меня мигает… У тебя, кстати, тоже… Это нормально?

– Мы сейчас очень далеко за чертой нормальности.

– Я имела в виду…

– Я знаю, София. Точка невозврата пройдена. Больше никакой свободы выбора. Только вперед. Даже если магия начнет разъедать доспехи.

– Ты умеешь поднять настроение.

– А разве нет? Понимаешь, в сомнениях теперь нет смысла. Ничего не нужно планировать. И бояться тоже не нужно. Страх нас делает осторожнее. Но мы с тобой уже прыгнули со скалы. Для осторожности слишком поздно. Этого не видно, но я тебе улыбаюсь под шлемом. Смотри, как тут красиво.

Лес вокруг них преобразился. Приглушенная зелень приобрела мерцающий фиолетовый отлив. На каждом листочке будто лежит перламутровая пыльца, какая покрывает крылья бабочек. Между темных стволов, увитых гирляндами плюща, сочится фосфоресцирующая дымка. Больше похоже на коралловый риф, чем на лес. Недаром на них скафандры.

Джуд спотыкается о вздыбленный корень. Залюбовался.

– Здесь даже хочется задержаться… – София останавливается, проводя взглядом, как рукой, по атласной чешуе старинных крон.

– И все же это последнее место, где стоит задерживаться. Красота приковывает.

– Подожди.

– Конечно, я подожду. Можем даже пикник устроить.

– Да ну тебя. Кто-то плачет. Слышишь?

Джуд собирается возразить, что лес морочит ее, что все эти всхлипы и голоса где-то в чаще – обычная уловка эльфийских дубрав, в которых свет, звук и воспоминания мечутся по замкнутому контуру. Но за короткий проблеск внутренней тишины – шаги замерли, а на голосовые связки еще не подано усилие – рыцарь тоже успевает услышать. Кто-то плачет.

Едва ли у них общее с Софией наваждение. Магия каждого мучает по-своему. Какие у кого болевые точки – через них и проникает.

Джуд неуверенно движется между деревьями, на ходу определяясь с направлением.

Да и не похоже это на фантом. Слишком много жизни в этом подвывании. В этом судорожном заглатывании воздуха. Девочка? Женщина?

Рыцарь приближается к старому дубу, убранному в мох и похожему на кракена, который вырвался из глубин: огромные змееобразные ветви, каждая толщиной с отдельный ствол, полегли под собственным весом вкруг бугристого тулова, а другие, не столь массивные, но тоже искривленные, занесены над землей, словно перед ударом.

Джуд обходит застывшее чудовище, пока не набредает на его отверстый зев – вход в подземелье, черную расщелину высотой около пяти футов. Кажется, что рыдает само дерево, а горестное захлебывание доносится из его рта.

Джуд оглядывается на Софию и отставляет руку, предупреждая, чтобы та держалась поодаль. Опускается на колено. Заглядывает внутрь дупла. Плач обрывается на вдохе.

Что ж, это не лесная нимфа. И не эльф.

Одна из голеней расцарапана, в нейлоне овальная дырка. Ноги подобраны, сомкнуты, обхвачены руками. На локтях грязь. Лицо спрятано в коленях. Только два мокрых глаза внимательно смотрят из-под прилипшей ко лбу челки. Кажется, девушка немного старше Софии.

– Меня зовут Джуд Леннокс. Я рыцарь Ордена Круглого Стола. Вы в безопасности.

В ее глазах моментально набухают новые слезы. Задерживаются меж слипшихся ресниц, а потом, крупные, скатываются по щекам. Черты лица натягиваются, оползают – как будто стала плавиться восковая форма. Девушка роняет голову в гнездышко из сцепленных вокруг коленей рук. И уже оттуда, из герметичного укрытия, возобновляет бурный, с наплывами, вой.

Не совсем та реакция, на которую рассчитывал Джуд. Помедлив, он осторожно касается вздрагивающего плеча.

– Может, расскажете, что случилось? И мы вместе придумаем…

Девушка дважды шмыгает носом и поднимает к рыцарю красное лицо.

– Они сказали, что будут ждать, а сами ушли! – Она выпаливает главное: суть сотворенной над ней несправедливости, – и жалкая гримаса тут же начинает кривить ей рот. Но, похоже, организм уже устал плакать. После протяжного вздоха девушка продолжает:

– Мама сказала, чтоб я сама себе выбрала куклу. Или кошечку. Или собачку. Я выбирала, выбирала. Ну вот. Там была принцесса с лошадкой. Я ее взяла, пошла к маме. А тетенька на кассе спросила: «А где твоя мама?» И принцессу забрала. Я пошла, а мамы нету. И папы нету. Они же обещали! И нигде их нету. Рядом с мороженым нету. И где платьишки продаются, там тоже нету. И только люди, незнакомые все. Идут.

Тут рассказчица прерывается, чтобы немного глухо и бесслезно постенать, как глухонемая.

Странно. Она говорит правильно и четко, не впадая в лепет, но само содержание речи никак не соответствует ни ее возрасту, ни обстановке.