Охранник по имени Тайни надел на Сэманаручники и вывел его в коридор. С собой Сэм прихватил пластиковый пакет сполученными за две прошедших недели письмами поклонников. В течение месяцатаких писем приходило около двух сотен – от бывших куклуксклановцев и ихпочитателей, разного толка расистов, антисемитов и прочих маргиналов. Первыетри года Сэм отвечал своим корреспондентам, но потом потерял к ним всякийинтерес. Какой смысл? Да, для многих он был героем, однако чем активнее веласьпереписка, тем безумнее становились его адресаты. Кое-кто из них явно страдалшизофренией. Сэм не раз задумывался: похоже, здесь, на Скамье, он находится вбольшей безопасности, нежели на свободе.

По закону переписка считалась правом, непривилегией. Лишить заключенного этого права было невозможно. Зато можно былорегулировать. Каждое письмо вскрывалось инспектором – за исключением техслучаев, когда обратный адрес на конверте принадлежал адвокату. Отсутствовала ицензура: корреспонденция не читалась. Почту доставляла на Скамью федеральная служба,так же как посылки и бандероли, которые подлежали обязательному досмотру.

Мысль потерять своего кумира пугала многих изсимпатизировавших Сэму, и после отказа апелляционного суда продлить отсрочкуписьма стали приходить к нему пачками. Авторы уверяли Кэйхолла в безусловнойподдержке, многие предлагали деньги. Все адресаты проклинали евреев, черномазыхи либералов из правительства, кое-кто сетовал на непомерные налоги, жесткийконтроль за продажей огнестрельного оружия и государственный долг. Люди набожныеобещали прочесть за него в храме молитву.

Сэм давно уже устал читать эти послания. Всреднем он получал их по шесть в день.

Положив пакет на прилавок, Кэйхолл дождался,когда охранник снимет наручники, и сквозь узкую прорезь в решетке просунул письмаАдаму. Тайни вышел.

– Что это?

– Моя почта. – Сэм опустился на стул, закурил.

– И что же мне с ней делать?

– Прочти. Сожги. Что хочешь. Утром я наводил усебя порядок и решил избавиться от мусора. Если не ошибаюсь, вчера ты побывал вНовом Орлеане. Расскажи.

Адам отодвинул пакет в сторону. Духота вкомнате для посетителей стояла неимоверная, даже кондиционер не помогал.Сегодня, в субботу, одет Адам был в джинсы, кроссовки и рубашку из легкогохлопка с коротким рукавом.

– На пятницу апелляционный суд назначилслушания. Я отправился туда, поразил аудиторию своей находчивостью и вернулся вМемфис. Все.

– Когда объявят решение?

– Скоро.

– Заседал триумвират?

– Да.

– Кто именно?

– Джуди, Робишоу, Макнили. На мгновение Сэмзадумался.

– Макнили – старый вояка, он наверняка будетстараться помочь нам. Джуди – консервативная сучка. О, прости, консервативнаядама из республиканцев. Сомневаюсь, чтобы она заняла нашу сторону. Робишоу дляменя – пустой звук. Откуда он?

– Из южной Луизианы.

– Ага, каджун.

– Тебе виднее. По-моему, высечен из кремня. Нанего лучше не рассчитывать.

– Значит, соотношение два к одному не в нашупользу. Ты говорил что-то о своей находчивости, или я ослышался?

– Пока еще мы не проиграли.

В душе Адам удивился: судьи, оказывается, Сэмузнакомы. Ну да, ведь он имел с ними дело на протяжении лет.

– Что с протестом по действиям защиты? –спросил Кэйхолл.

– Лежит в окружном суде, ждет очереди.

– Думаю, стоит подготовить еще какую-нибудьбумагу.

– Этим-то я и занят.

– Поторопись. У меня всего одиннадцать дней. Вкамере на стене висит календарь, я изучаю его не менее трех часов в сутки.Просыпаюсь утром и первым делом ставлю жирный крестик на предыдущей дате.Восьмое августа обведено кружком. Крестики приближаются к нолику. Сделай жечто-нибудь.

– Я делаю. Разрабатываю новую тактику.

– Умница.

– По-видимому, существует возможностьдоказать, что у тебя помутился рассудок.

– Я размышлял об этом.

– Ты стар. В твоем мозгу происходят возрастныеизменения. Ты слишком безразличен к собственной судьбе. Тут что-то не так. Тыне отдаешь себе отчета в том, почему оказался на Скамье.

– Я смотрю, мы штудируем одни и те же дела,внучек.

– У Гудмэна есть эксперт, готовый за деньгиподписать любое заключение. Можно привезти его сюда на освидетельствование.

– Замечательно. Я растреплю волосы и начнугоняться по камере за бабочками.

– Думаю, умственное расстройство станет весьмаосновательным доводом.

– Согласен. Действуй. Строчи петиции.

– Непременно.

Несколько минут Сэм задумчиво пыхтелсигаретой. Оба собеседника истекали потом; Адам задыхался. Он мечтал сесть вавтомобиль, задраить окна и на полную мощность включить кондиционер.

– Когда ждать тебя в следующий раз?

– В понедельник. Слушай, Сэм, вопрос не оченьприятный, но обсудить его нам необходимо. Рано или поздно ты умрешь. Это можетслучиться восьмого августа, может через пять лет. Судя по количествувыкуриваемых сигарет, долго тебе не протянуть.

– Проблема курения меня не волнует.

– Знаю. Однако твоей семье, то есть Ли и мне,нужно распорядиться насчет похорон. За день такие вещи не делаются.

Пока Сэм пристально рассматривал прутьярешетки, Адам записал что-то в лежавшем перед ним блокноте. Кондиционер подпотолком натужно свистел, однако толку от него было мало.

– Твою бабушку считали настоящей леди, Адам.Жаль, что ты не знал ее. Она заслуживала лучшего мужа.

– Ли показала мне ее могилу.

– Я причинил жене много страданий, но ни разуне слышал от нее жалоб. Похороните меня рядом с ней. Надеюсь выпросить на томсвете прощение.

– Хорошо.

– Где ты возьмешь деньги на участок?

– Найду.

– У меня их нет, Адам, по вполне понятнымпричинам. Землю я потерял много лет назад вместе с домом.

– А завещание имеется?