Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот я и подумала, что тебе будет интересно. Я помню свой первый пир…
Женщина предалась воспоминаниям, а девушка, оттянув уголок кожаной занавеси, подсматривала за происходящим, изредка кивая на монотонное жужжание рассказчицы.
Рядом с каретой, уверенно держась в седле, ехал палатин. Он не был разряжен, как другие мужчины. Встреть она его где-нибудь на улице или рынке, даже мысли не возникло бы, что он занимает такую должность. Строгий одноцветный костюм серо-чёрного цвета, белая рубашка из тонкой ткани. И лишь отличительный знак на груди в виде ромба с овальной гравированной накладкой на длинной массивной золотой цепи позволял ему быть узнанным невеждами вроде неё. Как всегда, безупречно причёсанные волосы, стянутые на затылке в хвост, плотно сжатые губы, цепкий взгляд с выражением холодной отчуждённости и силы, полной уверенности в своей непогрешимости.
Поймав на себе её оценивающий взор, уголок его губ дёрнулся.
Наташа не отвела взгляда, очень надеясь, что её рассматривание он понял именно так, как ей нужно, приняв за любопытство, а не за желание понять, что же он задумал с бабушкой относительно неё. А то, что они затеяли какую-то игру, она не сомневалась. Опустила глаза на его до блеска начищенные сапоги. Она тоже в удобных летних перфорированных полусапожках, пошитых совсем недавно у немого сапожника, оказавшегося не только сообразительным, но и без видимого удивления принявшего её пожелания.
Тёмная улица, в такой час обычно тихая и безлюдная, сейчас казалась слишком оживлённой. Громко переговариваясь между собой, в сторону палатината спешили нарядные женщины и сопровождающие их подвыпившие, слегка пошатывающиеся мужчины.
С любой точки города хорошо просматривались огненные всполохи со стороны дворца, с горящими на крепостных стенах костровыми чашами и трепещущим от порывов ветра флагом на самой высокой башне.
Чем ближе подъезжали к пфальцу, тем отчётливее слышался многоголосый гул. Восторженная толпа веселящихся городских жителей, заполонив прилегающие к нему улочки и устроив свой бал-маскарад, праздновала коронацию принца.
Под улюлюканье толпы одиночные кареты и раскачивающиеся паланкины, останавливаясь у освещённого факелами «шлагбаума», неторопливо проезжали дальше.
«Не густо приглашённых», — отметила про себя Наташа, поглядывая на замолкнувшую и сосредоточенную Ретинду.
Карета пфальцграфа, сопровождаемая четвёркой всадников, проехала не задерживаясь. Устремившись к парадному входу и обогнув круглую клумбу с невысокими пышными ещё не распустившимися цветами, неожиданно вильнула в сторону от подсвеченной костровыми чашами дорожки, и, замедлив ход, завернула за угол здания. Проехав вдоль глухой каменной стены, остановилась у невысокого крыльца, увитого густым плющом.
Ретинда, поддерживаемая под руки внуком, морщась от боли, вылезла из кареты.
Витолд сочувственно проговорил:
— Бабушка, может, вернёшься домой?
— Нет, дорогой, не могу не поздравить нашего герцога. Потерплю…
Девушка подивилась своему бесчувствию. Она всегда остро реагировала на чужую боль, стараясь помочь страдальцу хоть чем-нибудь. Сейчас же, прислушавшись к себе, ничего не ощутила. Собираясь спрыгнуть с подножки, не заметила, как оказалась в руках пфальцграфа. Обхватив за талию, он аккуратно опустил её на землю.
Ретинда удовлетворённо засопела, продолжая:
— …И так не поехала на застолье. Зато сейчас появится Генрих и начнётся самое веселье.
«Ага! — смекнула Наташа. — Понятно, почему мало карет на въезде в замок. Праздник в самом разгаре».
Дверь перед ними распахнулась, пропуская в полутёмный коридор, освещаемый одиночными факелами.
Придерживая пфальцграфиню под руку, девушка украдкой осматривала гладкие мраморные стены, высокий потолок. Натолкнувшись на взгляд Витолда, следующего с другой стороны от бабули, и обойдя горящий потрескивающий факел, чуть отстала, переводя дух. Находиться в обществе этих двоих было настоящей пыткой. Учащённо дыша, обмахивалась веером: «Господи, дай мне сил вынести всё это!»
Эхо доносило приглушённый шум праздничного застолья, смешанного со стуками, лязгом и топотом. Было такое чувство, будто буйный сосед сверху справлял семейное торжество, не особо заботясь о живущих снизу.
Следуя пустынным коридором, свернув несколько раз в боковые проходы, упёрлись в тёмную винтовую лестницу, по которой пожилая женщина неожиданно бодро поднялась. Пройдя ещё немного, они остановились перед освещённой факелом закрытой дверью.
Ретинда тряхнула подолом платья, оглаживая складки на рукавах, поправляя на груди съехавшее набок крупное ожерелье. Придирчиво осматривала «компаньонку», задержав взор на веере. Порывалась что-то сказать, но так и не сказала.
Палатин, ухватив Наташу за локоть, склонился к её уху:
— Пожалуйста, никуда не отлучайтесь без моего ведома.
— Не поняла… — Она подчёркнуто вежливо освободила руку из его захвата. — Я, что, должна…
Не дав ей договорить — мнение строптивицы как всегда не учитывалось, — пфальцграф толкнул дверь, впуская женщин в пустую маленькую комнату, увешанную гобеленами. Яркий свет свечей на кованой подставке осветил у стены две длинных кушетки с подушечками для сидения.
Наташу накрыл шум голосов и музыки. В воздухе витали запахи еды, смешанные со сладкими нотками благовоний.
Приподняв один из гобеленов, служивших шторой вместо двери, Витолд пропустил женщин, незаметно влившихся в общее веселье.
Сотни гостей заполонили огромный зал.
Пфальцграфиня уверенно направилась к скамьям у стены, разделённым небольшими столиками, заставленными кубками. Там расположилась отдыхающая знать.
Под ногами путались разбросанные цветы и листья, наполняя воздух благоуханием.
На узком балкончике, прилепившемся к одной из стен, музыканты, поглядывая вниз на танцующих, вдохновенно исполняли весёлую мелодию.
У Наташи зарябило в глазах от разноцветья женских нарядов. Кто сказал, что в раннем средневековье цветовая гамма тканей была сдержанной? Богатые изысканные наряды радовали взор разнообразием расцветок и фактурой полотна. В ярком свете сверкали и переливались дорогие украшения из золота.
В маскарадных масках всевозможных типов и образов находились почти все: и мужчины и женщины. «А Герард строг», — подивилась Наташа, глядя на очень красивую бледнолицую статную молодую женщину, поспешно направляющуюся к ним с кавалером под руку, уж никак не походившую на легкомысленную особу. Её головной убор, отделанный перьями и самоцветами, почти скрывал уложенные в сложную причёску пепельные волосы.
— Ах, Ретинда, — пропела она низким грудным голосом, — я все глаза просмотрела в поисках вас. — Обменивалась воздушными поцелуями, не касаясь блестящими губами нарумяненных щёк женщины, косясь на Витолда и по настороженному взгляду, скользящему по нему, стало понятно, кого именно она ждала.