Йорана Элвина об исчезновении Юхана. В решении суда нет ни слова из этой книги!

— Только подробное описание одежды и красного рюкзака, — уточнил я. — Именно подобные вещи Томас Квик и записывал в своих дневниках, чтобы потом рассказывать. Так что вы действительно снабжали его информацией.

— Да, но…

— Вы и книгу ему дали.

— Но если он мог отправиться в библиотеку, то зачем ему было просить эту книгу у меня?

Стигсон снова ушёл от ответа и начал говорить о своих личных отношениях с Квиком, о том, что нередко звонил ему, поскольку «испытывал к нему жалость». Но я попытался вернуться к прежней теме:

— Необходимо понять: эти расследования убийств и вся эта история с Квиком появились благодаря СМИ, полиции и курсу терапии. Всё было связано. Полиция использовала газеты и телевидение, чтобы…

— Что за чушь! — Стигсон покачал головой.

— В смысле? — не понял я.

— Что за чушь! Думаете, я был в сговоре с полицией?

— Каждый раз, когда Томас Квик начинал на что-то намекать или о чём-то рассказывать, эта информация тут же оказывалась у журналистов — в том числе и у вас. И именно журналисты публиковали фотографии жертв и…

— И кто же снабжал нас информацией?

— Очевидно, те, кто занимался расследованием. Иногда это был ван дер Кваст, а иногда — Сеппо Пенттинен. Зачем это делать во время проведения расследования?

— Глупости. Никогда не получал ничего такого…

— Послушайте! Посмотрите мне в глаза. Это и впрямь ерунда?

— Да, что я… да-да! Что они постоянно снабжали меня какой-то информацией, которую я мог использовать… да, это вздор.

— Но у вас были все сведения, начиная с самого первого дня! — возмутился я.

Тут Стигсон заговорил об интервью с Ларсом-Инге Свартенбрандтом и его позитивном отношении к терапии, основанной на вытесненных воспоминаниях.

— Вы совершенно оторваны от реальности, — прокомментировал я.

Но Стигсон всё продолжал рассуждать о Свартенбрандте.

Моника Сааринен попыталась прервать нашу дискуссию, и тогда я задал главный вопрос: могло ли хоть что-то заставить Губба-Яна Стигсона изменить своё мнение о Томасе Квике. Он ответил, что пока не видел ничего такого, что «дало бы объяснение абсолютно всему».

— Ничего? — удивился я.

— Ничего.

— Но что может заставить вас…

— Рано или поздно оказываешься у конечной точки. Я дошёл до неё во всех делах, связанных с Квиком.

Силы покинули меня. Всё было предельно просто: речь шла о вере и доверии. Либо веришь, либо нет.

Дальше начали задавать вопросы зрители. Первый был вполне ожидаем: неужели и впрямь шведские суды могли вынести обвинительный приговор, не имея доказательств технического характера? Стигсон не медлил:

— Нет, если говорить об отпечатках пальцев или ДНК. Но существуют и иные доказательства: скажем, вырезанные на берёзах знаки, фосфаты в почве, поисковые работы с собакой.

— Кстати, эта собака чрезвычайно интересна, — добавил я. — Это поисковая собака, принадлежавшая частному лицу. Она указала на огромное количество мест, где якобы находились останки. Археологи копали более чем в двадцати местах. Почву тщательно просеяли, осушили озеро, но не нашли ничего, кроме крошечного кусочка весом в полграмма, который, как сейчас выяснилось, даже не был костью. Не нашли вообще ничего. Неужели это вам ни о чём не говорит?

— Ну…

— Губб-Ян Стигсон! В данный момент вы единственный, кто верит во всю эту историю.

— Да, пожалуй, это так.

После наших прений я остался у сцены поговорить с коллегами. Губб-Ян Стигсон собрал вещи и растворился в толпе.

Он вышел, а я даже не успел этого заметить.

Та статья на моём компьютере, которую я обещал показать, судя по всему, вообще его не интересовала.

Последний кусочек пазла

20 апреля 2010 года Томас Ульссон и Мартин Кульберг подали второе прошение Стуре Бергваля о пересмотре решения суда. Речь шла о приговоре по делу об убийстве Терес Юханнесен.

Спустя месяц, 27 мая, старший прокурор Ева Финне огласила решение по делу об убийстве Йенона Леви. Ходатайство о пересмотре было удовлетворено, однако нового суда не последовало. Доказательная база оказалась столь слабой, что назначать новое заседание не было необходимости.

«Изучив материалы расследования, я прихожу к выводу, что доказательств его причастности к этому преступлению не найдено, — написала она. — Бергваль отрицает свою вину. В ходе расследования он давал показания, соответствующие результатам экспертиз, однако его рассказ полон противоречий; кроме того, информация, которую он предоставляет, претерпевает настолько сильные изменения, что оснований для вынесения обвинительного приговора просто нет. Я отказываюсь от обвинения в отношении Стуре Бергваля».

Кристер ван дер Кваст был вне себя.

«Бред! Я считаю, что дело должно быть рассмотрено в суде, где Квик сможет дать объяснение своим признаниям, сделанным ранее. Это удобный способ избежать нового тягостного процесса. Квика признали виновным по ряду существующих оснований, а теперь оправдали, руководствуясь вымышленными причинами. На мой взгляд, на такие уступки они идут из-за давления прессы», — пояснил он новостному агентству «ТТ».

В начале осени Бьёрн Эрикссон заявил о принятом решении в отношении приговора по делу Терес. Здесь, по его мнению, также не было надобности проводить новое заседание.

Теперь освобождение Стуре Бергваля от приговоров по остальным убийствам было лишь вопросом времени. Он войдёт в историю — но вовсе не как человек, каким его видели Биргитта Столе, Свен-Оке Кристиансон, Кристер ван дер Кваст, Сеппо Пенттинен и другие люди, принимавшие участие в расследовании.

2 сентября 2010 года прокурор Бу Линдгрен, которому Бьёрн Эрикссон поручил дело Трине и Грю, получил оригиналы фильма, отрывки из которого демонстрировались Фалунскому окружному суду на заседании в Стокгольме. Записи доставили в двух коробках: в общей сложности речь шла о тринадцати видеокассетах и восьми компакт-кассетах — или о тридцати девяти часах экранного времени.

Технический отдел переписал фильмы на диски, копии которых получил Томас Ульссон в адвокатском бюро Лейфа Силберски в Стокгольме. Там Йенни Кюттим сделала свои копии и залила их на сервер, чтобы я тут же смог их загрузить.

Я был безумно рад, включая первый фильм. Для меня это означало конец работы. Я изучил всё, что только можно было, нашёл ответы на все вопросы. Единственное, что оставалось посмотреть, — это записи следственного эксперимента с судебных слушаний по делам об убийствах Трине Йенсен и Грю Стурвик.

Записи делались с двух камер. Одна снимала дорогу перед машиной, где сидели Томас Квик, Сеппо Пенттинен, Кристер ван дер Кваст и Свен-Оке Кристиансон. Вторая держала в фокусе лицо Квика, частично захватывая сидящего рядом Пенттинена. Я быстро понял, что кадры именно второй плёнки окажутся наиболее интересными.

Фильмы по большей части были невыносимо скучны. Машина ехала из Сэтера