внезапно он застыл на месте, словно острый взгляд Никласа был подобен направленному на него оружию. И волк пополз назад, а под конец исчез в зарослях кустарника.

Однако вскоре послышалось шипение, и на ветвях дерева, прямо над головой, Никлас увидел извивающееся змеиное туловище, а беспощадные сверкающие глаза на плоской голове неотрывно разглядывали его. Никлас содрогнулся от ужаса, но и тут не выпустил мешок из рук; пристально и бесстрашно смотрел он в сверкающие глаза чудовища. И глаза змеи словно медленно угасали под его взглядом, а потом потухли, и Никлас так и не увидел больше ни глаз змеи, ни её туловища.

«Слава Богу, — подумал Никлас, — теперь-то я знаю, как одолеть чудовище, если какое-нибудь еще явится».

Но никто больше не появился. Зато вскоре Никлас услыхал издалека какой-то человеческий голос. Казалось, кто-то кричит. И вскоре он понял, что зовут его и что это голос их соседки.

— Никлас! Никлас! — кричала она. — Иди домой! Твоя жена помирает!

Никлас задрожал так, что чуть не выпустил мешок из рук. Его дорогая жена умирает, и он, быть может, никогда больше её не увидит! Но, если он выпустит мешок из рук и побежит домой, его дети, пожалуй, тоже умрут с голоду. Зато, если он удержит мешок, и его дети, и тысячи других людей смогут жить счастливо. И Никлас держал мешок, хотя сердце в его груди разрывалось от горя.

Но тут до него снова донесся крик:

— Ау, отец! Ау! Ау!

Это старший сын Никласа кричал так, что эхо разносилось по всему лесу.

А следом раздался третий голос, голос маленькой дочери Никласа — Гудрун:

— Батюшка, батюшка, где ты? Где ты, милый батюшка?

«Только бы они меня не нашли, — думал он. — Хоть бы месяц закатился, чтобы они не увидели меня».

Но месяцу нужно было еще долго плыть по небу, прежде чем он снова добрался бы до лесных верхушек. Все отчетливей и отчетливей слышались голоса, и тут Никлас увидел, что все трое звавших его мелькают среди деревьев.

Он как можно теснее прижался к земле. Но у мальчика был соколиный взгляд, и он тотчас обнаружил отца.

— Вот он, вот он! — закричал сын.

И в тот же миг все трое — соседка, сын и дочь — уже стояли возле Никласа, рассказывая ему, как бедная умирающая лежит на смертном одре, тоскуя по мужу.

Но он не отвечал ни слова и только неотрывно смотрел в лицо соседке, сыну и дочери.

— Только бы нам раздобыть матушке какой-нибудь сытной еды, может, она и оправилась бы, — говорил мальчик. — Если ты дашь мне свой кафтан, батюшка, я смогу пойти к лавочнику и продать его.

Как ни хотелось Никласу отдать свой кафтан сыну, он все равно не мог бы этого сделать, потому что тогда ему пришлось бы выпустить из рук кожаный мешок. И он холодно покачал головой.

— Никласу его кафтан дороже жизни жены! — воскликнула соседка. — Всякому видно, что ему нет дела ни до жены, ни до детей. И не стыдно ему лежать здесь и прохлаждаться, когда в лачуге его полным-полно бед! А что это он держит в руках? Сдается, большой камень, сразу видно!

Мальчик с девочкой тоже наклонились, чтобы взглянуть.

— Да это всего-навсего большая гранитная глыба! — сказал мальчик.

— Господи Боже, он совсем ума решился! — вскричала соседка. — И хоть бы слово вымолвил! Тролли наверняка околдовали его! Надо спасти Никласа!

И она попыталась было оторвать его руки от кожаного мешка. Но тут он так дико взглянул на неё, словно собирался укусить, и соседка вместе с Гудрун испуганно отпрянули назад.

— Придется привести людей, которые спасут его от троллей, хочет он того или нет, — сказала соседка. — Пойдемте, дети, да побыстрее.

С этими словами она исчезла в кустах в сопровождении детей.

Никлас так испугался, что крупные капли пота градом покатились по его лбу. Неужто теперь, когда он так близок к тому, чтобы овладеть сокровищем, они явятся и выхватят мешок у него из рук?

Спустя некоторое время он услышал шорох в кустах и задрожал от ужаса при мысли о том, что кто-то идет вырвать сокровище у него из рук. Но это была всего лишь Гудрун, которая вернулась обратно.

При ясном свете месяца её маленькое личико сияло красотой и нежностью. Подойдя к отцу, она обвила руками его шею.

— Не бойся, милый батюшка! — сказала она. — Ты, ясное дело, думаешь, что нашел клад. Но никто больше не придет и не отнимет его у тебя. Скоро месяц скроется за тучами, и тогда трудно будет отыскать дорогу сюда. А я обману людей и уведу их в другую сторону. Ты же тем временем лежи здесь, пока солнце не встанет и ты сам не увидишь, что держишь в руках всего лишь камень.

Ни капельки не поверила она в то, что он нашел клад, но все равно хотела помочь ему. И оттого, что она беспокоилась о нем, Никлас почувствовал себя таким счастливым!

Слезы выступили у него на глазах, пока он молча лежал на земле и только глядел на неё. А она-то подумала, что это он об умирающей матушке горюет.

— Не печалься о матушке, милый отец, — сказала она. — Я пойду к лавочнику и продам мои длинные волосы, а он даст мне какой-нибудь сытной еды.

И, улыбнувшись ему, Гудрун исчезла в кустах. Никлас страшно испугался за неё. Каково там придется ей одной в дремучем лесу? Удастся ли ей уйти от волка, который караулит в лесной чаще? И в самом деле, через несколько минут он услыхал вдруг крик. Ему показалось, будто Гудрун кричит:

— Батюшка, помоги!

В отчаянии выпустил он из одной руки мешок, который тут же стал тяжелым как свинец. И тотчас же под землей послышался глухой смех.

«Тролли смеются надо мной, — подумал он. — Может, это вовсе и не Гудрун кричала, а всего лишь сова».

Он снова обеими руками вцепился в мешок. И все снова и снова слышал он крики. То ему казалось, что это Гудрун кричит, то сова. И он то вскакивал, то вдвое крепче держал руками мешок. Ведь он должен спасти жизнь стольких людей! Однако же ручьи пота от страха текли по его лицу.

Под конец он снова выпустил из одной руки мешок, а другая его рука тем временем сгибалась под тяжестью ноши, — собрал с камней мох, заткнул им уши, потом крепко закрыл глаза. Что бы ни случилось, он не хотел больше ничего видеть или слышать. Этой же ночью,