Капитан, стоя за штурвалом, отдавала приказы, перекрикивая шум и гам. Все они молоды, осознал Насир. Аравию спасла от разрушения кучка юнцов. Встретив взгляд наследного принца, Цзинань отсалютовала двумя пальцами.

– Крепость Султана ждёт вас, Ваше Высочество.

Крепость Султана. Дом. Насир не знал наверняка, сохранилась ли власть Льва над султаном теперь, когда его связь с древней магией Шарра разрушилась. Однако он понимал, что неведение продлится недолго.

Мрачные мысли Насира развеял смех Зафиры.

Он освободил Насира, пробрался во впадину между рёбер и подарил ему жизнь. Сосуд света, не боящегося тьмы. Звук, ради которого он сжёг бы города, дикий, свободный. Теперь Зафира держалась иначе. Расправив плечи, распустив волосы по ветру. Выше. Сильнее. Женщина во всех отношениях.

Женщина, которую Насир когда-то считал мужчиной. Охотником, которого он должен был убить.

Она заметила, что Насир наблюдает за ней.

– Я позабочусь о том, чтобы ни одна женщина отныне себя не боялась. Как в Зараме, и в Пелузии, и в Сарасине.

– Я не сомневаюсь, прекрасная газель.

Глаза их встретились, и Насир ощутил прилив чувств, когда робость Зафиры окрасила её щёки. Она шагнула ближе, и принц вспомнил мраморные колонны и те мгновения, прежде чем Джаварат оказался у неё в руках, когда она была в руках у него. «Это ничего не значит».

О, как бы он хотел забрать назад эти жестокие слова. Для него это значило многое. Как и те моменты, когда она нежной рукой обрабатывала его ожог без единого намёка на отвращение на открытом лице. Это было высшим наслаждением в его жизни – когда на него смотрели так, как смотрела Зафира Искандар. Если бы она только знала.

Но теперь, когда глаза их встречались, между ними вставали сказанные им слова.

– А ты? Что будешь делать ты, Принц Смерти?

Он не сказал того, что хотел сказать.

– Если переживу этот путь, тогда и посмотрим.

– Ты будешь жить, принц, – заверила Кифа, присоединившись к ним. – Охотница позаботится об этом.

Охотница тихонько усмехнулась:

– Арз пал. Я больше не охотница.

Кифа одарила её удивлённым взглядом.

– Нам предстоит выследить Льва и найти генерала, склонного влипать в неприятности. Не говори мне, что ты так скоро повесишь лук на стену.

Зафира улыбнулась.

– Полагаю, что нет, – ответила она с облегчением в голосе.

Они не смотрели назад, туда, где распростёрся Шарр, тёмное пятно на карте Аравии, обиталище теней и смерти. Слишком долго они жили прошлым. И всё же Насир всегда будет носить в душе память об острове, ещё один шрам, напоминающий о его страданиях.

– Мы поднимем дюны с земли и обрушим смерть с небес, – сказала Зафира.

– И даже больше, – пообещал Насир.

Кифа резко кивнула.

Настало время Аравии измениться, и zumra об этом позаботится. Насиру предстояло спасти брата и освободить отца – через смерть или иначе. Предстояло преодолевать новые стены, сражаться в новых битвах, добиваться новых побед. Но стены для хашашина – ничто.

А Принц Смерти никогда не оставлял работу незавершённой.

Сколько же было пролито слёз, прежде чем усталость увлекла её в бесконечную пропасть горя. Ясмин видела слишком многое.

Она не чувствовала больше радости от брака. На языке была горечь страха и поражения. В опустошённом войной месте не могло быть счастья.

– Это не война, – убеждал Миск гневным тоном, обещавшим возмездие. – Это бойня. Хладнокровная, бессердечная. И на нас она не остановится. Следующим будет Зарам, затем Пелузия, а потом круг его преступлений замкнётся. Вся Аравия окажется под властью его чёрной короны.

Они уже находились под властью его чёрной короны. Ясмин не понимала, чего ещё хотел султан.

Воины, одетые в чёрное и серебряное – цвета Сарасина, – выжидали в тенях между домами и деревьями. Они пришли, когда корабль с Зафирой и Дином скрылся из виду. У Миска были друзья, так что Ясмин и её муж смогли проскользнуть в караван Халива и сбежать вместе с Ланой.

Ясмин вернулась спустя несколько дней. В деревню, где они с Дином раздавали мясо. Где они с Зафирой выросли. Где воины сожгли дома и выпустили дым на беззащитных жителей.

Дети, которых воспитывала Ясмин, чьи улыбки она лелеяла и прославляла, теперь лежали в маленьких гробах, а земля была слишком холодной и твёрдой, чтобы их можно было похоронить должным образом.

Хотя смерть была бескровной, бледность их кожи говорила о часах страданий. Те немногие, кто выжил, рассказывали о бесцветном яде.

Невозможно было спастись от того, что убивало после единственного вдоха.

Теперь Ясмин глядела на мир из окна дворца халифа в Тальдже, далеко-далеко от заброшенной деревни, которую она когда-то называла своим домом. У неё больше не было дома. И если сарасинцы продолжат подчиняться приказам султана, то домов не останется ни у кого в Деменхуре, ни у кого во всей Аравии. Какой смысл в этой бойне?

– Она вернётся, – пообещал Миск. Он растёр руки Ясмин и поцеловал её в лоб.

Зафира. Сестра её сердца. Отправить письмо на Шарр было невозможно, и получить известия оттуда – тоже. Она не знала, жива ли ещё Зафира, но точно знала, что брат погиб.

Она бы узнала больше, если бы Миск позволил ей уйти дальше в Арз в том безмысленном, беспомощном состоянии. Конечно, она едва не погибла, но зато провела в тёмном лесу достаточно времени, чтобы он показал ей нечто слишком яркое, чтобы быть ложью.

Видение не отпускало её: Дин, умирающий от руки златовласого мужчины, который пытался убить Зафиру.

Ясмин поклялась его убить. Причинить ему такие же страдания, какие он причинил ей.

Она не знала, как это сделать, ибо между ней и Шарром стояло многое: муж, Арз, Баранси и, возможно, тысяча и ещё одна вещь, о которых она не знала. Она не была Охотницей, но зато она была Ясмин Раад, которая умела действовать. Вот только Ясмин не знала, жив ли ещё златовласый мужчина, не знала даже его имени. «По одному ослу зараз».

Миск всё ещё растирал её плечи, молча ожидая ответа.

– Зачем? – спросила его Ясмин.

С чем бы Зафира ни столкнулась на Шарре, оно не могло быть хуже этого. Ясмин не хотела, чтобы она возвращалась. Сначала их мучил холод, потом – потеря родителей. Потом Дин. Теперь это.

– Страдание – вот наша участь.

Миск издал горловой звук.

– Попробуй верить, Ясмин.

– Это сложно.

– Вот почему я сказал «попробуй верить», а не «попробуй конфетку».