Септимий Север, будучи сам образованным человеком, привыкший в жизни всего добиваться своими собственными силами, при первом знакомстве с Юлией был восхищен не столько красотой юной женщины неполных семнадцати лет, сколько ее редкими способностями читать его собственные мысли, давать умные советы, легко рассуждать на философские и религиозные темы. Молва среди повес о том, что эта сирийка возможно даже и плебейского рода, как и все представительницы ее народа, наверное, не всегда добродетельна, притворна и далека от целомудрия, только вызывала у Севера снисходительную улыбку. Он любил Рим, но понимал, что римский народ никогда не был целомудренным, зато был самым суеверным народом мира, где вера в гороскоп, жребий, порчу и сглаз составляла главную религию. Его, как и всех римских граждан, не пугали толпы развратников и проституток на перекрестках шумных улиц. Главное, чтобы никто из них не произносил скабрёзностей и грязных ругательств, брошенных в лицо или в спину, способных накликать несчастья на тех, кто их услышал. Так вот, Юлия Домна отличалась ото всех, кого встречал Север на своем пути, своим здравомыслием. Она умела красиво говорить, избегая похабщины, обладала хорошим литературным стилем в эпистолярном искусстве и превосходно, без акцента, говорила на многих языках, главными из которых были греческий и латынь, а также пунический и арамейский, – именно те, на которых говорил он сам, пусть даже и с сильным африканским акцентом.

Была ли в их браке любовь, о которой взялась рассуждать сестра, Домна сама не знала, но всегда с радостью отмечала, как супруг был доволен, когда их дом, благодаря именно ей, был полон нужными людьми и важными особами, жадно глазевшими на ее женские прелести. Уже через год после шумной свадьбы она родила Северу сына Гету.

В свои 43 года, когда Север получал из рук Коммода свое новое назначение в качестве наместника Верхней Паннонии, он был физически силен, никогда не жаловался на боли в ногах и не уступал в доблести ни одному легионеру иллирийских легионов, самых подготовленных в военном искусстве. Именно в этой провинции прожил много лет Марк Аврелий. Там он и написал свою мудрую книгу «Наедине с собой» и там же умер. Карнунт и Виндобона были городами, где Север благодаря своей красавице-жене имел уважение, успех у легионных командиров и считался другом действующего императора Коммода. Мудрость Марка Аврелия, которую Север впитал в себя за годы службы, вселила в него силы и помогла объединить легионы римской армии, а после гибели Коммода и Пертинакса победить всех своих соперников в гражданской войне и стать единоличным императором на долгие 18 лет, сделав империю самой богатой и процветающей за всю историю Рима, хотя и не без жестокости ради силы закона и порядка. Себя Север именовал сыном Марка Аврелия, приняв титул Пертинакса, а сына Бассиана назвал Антонином в честь великих императоров Рима.

Как любая красивая, избалованная вниманием мужчин женщина, Юлия Домна была глубоко уязвлена замечанием сестры, даже в молодости никогда не отличавшейся красотой, и если кто ее когда и любил, так это только ее законный супруг, Юлий Авит, который умер, оставив ее с двумя дочками на руках, да еще, пожалуй, сам Септимий Север, который не скрывал своего особого отношения к золовке, чей ум и врожденная добродетель свидетельствовали о глубокой женской порядочности. Вряд ли можно было назвать имя хотя бы еще одной женщины, к которой Север испытывал бы такую искреннюю симпатию. Даже его родные сестры и дочери не пользовались такими благами, в которых купалась эта пятидесятилетняя женщина. Сама же Юлия Домна высоко ценила свою сестру за ее совсем не восточную прямоту и честность в суждениях. Собственно, за что держать обиду, если та лишний раз напомнила ей что муж не любил ее до самозабвения, а, может быть, любил как раз именно ее сестру.

«А кто из Антонинов, на кого пытался походить ее муж, любил своих жен?» – часто успокаивала себя Домна, рассуждая о прожитом. – Может, Адриан? Его жена Сабина была самой несчастной женщиной в империи, поскольку всегда была нелюбимой. Он, великий император, любил, как оказалось, мальчиков, особенно Антиноя и при этом ревновал свою жену! Пострадал даже его секретарь, писатель и любимец двора Гай Светоний Транквилл только за то, что держал себя на половине его жены Сабины более свободно, чем было позволено правилами императорского двора.

Марк Аврелий, философствуя по жизни, скорее боялся, чем любил свою жену Фаустину Младшую. За ее пороки он ее не порицал. Любовников своей жены он выдвигал на высокие административные должности. Тертулл, Тутилий, Орфит, Модерат, – эти имена помнили не только Домна и Меза. Марк посещал Рим нечасто, больше сама жена навещала его в военных лагерях. Она родила ему двенадцать дочерей, но он, император, привечал как свою только Луциллу, она была и внешне красива, и похожа на его мать. Он выдал ее замуж за императора Луция Вера.

Вот уж был действительно красавец! Все женщины Рима его желали. А он любил только Пантею, обыкновенную продажную женщину, которую повстречал, будучи тоже в Сирии случайно. По просьбе любимой он сбрил бороду, не побоявшись пересудов и насмешек. Что было бы дальше в супружеских отношениях Луциллы и Вера, неизвестно, поскольку он скоропостижно скончался в 38 лет. Римлянки видели, как Пантея буквально изводила себя, оплакивая Луция Вера, сидя у его могилы. Даже Марк Аврелий, тронутый таким поведением преданной женщины, помянул эту сирийку в своей философской книге. А Лукиан из Самосаты, этот прометей красноречия, в своих популярных и насмешливых книгах называл Пантею, любовницу и гетеру Луция Вера, женщиной совершенной красоты, прекраснее Афродиты Книдской и Афины Лемноской, увидев которую, мужчины столбенели от изумления, обращаясь в камень.

После смерти Марка Аврелия его единственный сын Антонин Коммод сохранил сестре своей Луцилле все знаки императорского достоинства: в театрах она сидела в императорском кресле, всюду перед ней несли факел, но жене Коммода Криспине все это не нравилось. Луцилла тоже тяжело переживала конкуренцию с Криспиной. В конце концов, уличенная в заговоре против брата, Луцилла умерла на Капри, а Криспина была обвинена своим мужем Коммодом в прелюбодеянии. Любил ли кого Коммод? Конечно, да! Но это была вовсе не жена, а Марция. Целых десять лет она своей красотой и искусством продажной женщины сводила его с ума. Будучи рабыней сестры Коммода, она получила от него вольную и попала во дворец на Палатин в качестве любовницы императора. Ее положение ничем не отличалось от положения законной жены, за исключением преднесения факела. В его покоях красовался огромный портрет Марции в обличье амазонки. Невероятно, но этим непредсказуемым Коммодом, уничтожившим почти всех сенаторов в Риме, управляла вольноотпущенница, она-то, скорее всего, и спасла тогда, о чем говорила Юлия Меза, Севера и ее, Юлию Домну, а точнее, их законный брак. Удивительно, но красивые женщины, Марция и Юлия Домна, стали добрыми подругами, общавшимися много лет друг с другом без зависти, ревности, злобы и цинизма, а предметом их вечных споров была только великая культура Греции, откуда собственно родом и была Марция Аврелия Цейония Деметриада.

«Уж если до конца быть честной перед сестрой, – думала Домна, – то Марция оказала мне и Северу помощь дважды, поскольку неудержимое стремление к престолу моего мужа сыграло с ним злую шутку, когда он, вернувшись из Галлии, недолго исполнял проконсульскую должность в Сицилии и необдуманно вознамерился обратиться к местным халдеям за предсказаниями, будет ли он императором. Вскоре по доносу «доброжелателя» последовало обвинение, грозящее смертью Северу. Вершить суд было поручено самому префекту претория, который откровенно симпатизировал Марции и дурно отзывался о Коммоде. Тогда обвинен был только клеветник, за что и был распят на кресте. Конечно, обошлось не без помощи моей подруги».