лично Вам, или Вам и Рыкову, как Вы помните, – во время съезда). За последнее время я получил по этой части два урока. Насчет хлебозаготовок Рыков сказал, что мне надо “залить горло свинцом”, Вы мне возвратили письмо. Ну что ж, если и этого нельзя, буду с этим считаться. А ведь чего проще: отпустите меня за границу поработать год над книжкой – и совсем от меня не будет докуки…»[1308] Без последнего предложения Валериан Валерианович мог бы и обойтись. Он припомнил Сталину постановление Политбюро ЦК ВКП(б), принятое на заседании 30 ноября 1927 г. Политбюро тогда отклонило «…предложение американской комиссии о поездке в Америку Осинского в январе 1928 г.»[1309]. Вообще-то Валериан Валерианович был человеком не обидчивым, не амбициозным и принципиальным – абсолютным антиподом Сталина. Однако здесь невольно вспоминается русская пословица о том, что «на обиженных воду возят».

В любом случае, в отличие от Ленина, Сталин не был готов тратить время и деньги на высылку бывших соратников за границу (популярный в стране и мире Троцкий станет исключением из правила). Осинский, правда, напомнил о своей несостоявшейся командировке, а не высылке, но Сталин ему не доверял, прекрасно понимая, что нет ничего более постоянного, чем нечто временное.

После «смирновской преамбулы» перейдем к высылке из столицы Л.Д. Троцкого. В научной литературе выдвинуто предположение о том, что решение Политбюро ЦК ВКП(б) по вопросу о высылке оппозиции в отдаленные регионы СССР и об удалении Троцкого из Москвы было принято 23 декабря 1927 г. – без занесения в протокол заседания[1310].

Л.Д. Троцкий поведал об имевших место переговорах с ним относительно высылки из Москвы в своей записке в ЦК ВКП(б) от 4 января 1928 г.: «Тов. Богомолов обратился ко мне по телефону – очевидно, от имени ЦК – с предложением ехать в Астрахань “на плановую работу”. На вопрос мой, есть ли это предложение или постановление – в духе постановлений об административной ссылке ряда товарищей, с которым я действовал рука об руку, – т. Богомолов ответил мне, что дело идет о предложении. В таком случае я вынужден отклонить его. Причины таковы: 1) если речь действительно идет о деловой работе, то наиболее подходящими пунктами считаю Москву и Ленинград (Троцкий прекрасно понимал, что с такими предложениями записку в ЦК писать не обязательно. – С.В.); 2) отправление меня в Астрахань на плановую работу есть по существу ссылка. Пусть же ссылка будет открытой, без маскировки (Троцкий в очередной раз мешал Сталину явить себя партийным бонзам “либералом” во внутренней политике. – С.В.); 3) даже как против места ссылки я возражаю, однако, против Астрахани, климат которой вреден для меня, а особенно для моей жены; 4) если мне предоставлено будет выбрать место ссылки, то я – по соображениям здоровья – выберу Гагры или Кисловодск»[1311].

Такое место «ссылки» с радостью выбрал бы почти любой советский гражданин, причем на пожизненный срок, однако данная записка еще более походила на очередную издевку (каковой в действительности и являлась) Л.Д. Троцкого над теперь уже бывшими товарищами по ЦК РКП(б) – ВКП(б) потому, что именно в Кисловодске в 1923 г. Г.Е. Зиновьев, Н.И. Бухарин и другие цекисты, недовольные сосредоточением власти в руках И.В. Сталина, проводили свои печально знаменитые фракционные совещания, вошедшие в историю по месту их проведения – «пещерными». Однако Политбюро решило отнестись к попыткам Л.Д. Троцкого «поторговаться» совершенно серьезно: вместо Гагр и Кисловодска он получил даже не Астрахань, а Алма-Ату.

Л.Д. Троцкого проинформировали, что он будет депортирован на основании 10‐го пункта 58‐й статьи УК РСФСР, в соответствии с которым «за контрреволюционную агитацию и пропаганду» можно было получить даже высшую меру социальной защиты. Части оппозиционеров наказание оформили в виде ссылки, части – высылки с правом на выбор места жительства (тут самое время припомнить старую русскую пословицу о том, что один овощ не слаще другого). Меньшевистские эмигранты из «Социалистического вестника» окрестили происходящее «сухой гильотиной»[1312].

Высылку организовали через голову председателя ОГПУ. В.Р. Менжинский признался Л.П. Серебрякову: «…он, несмотря на то, что является руководителем ГПУ, не имеет ни малейшего влияния на весь ход кампании ни в смысле переговоров, ни в смысле как [высылать] и куда. Надо полагать, что он теперь уже скоро уйдет…»[1313] Прогноз оправдался лишь отчасти, поскольку Менжинский занимал пост руководителя органов государственной безопасности СССР до конца своих дней (он скончался в 1934 году. – С.В.), однако все ключевые решения принимались в последние годы жизни Вячеслава Рудольфовича Г.Г. Ягодой и его кадрами. Что характерно, единственный опубликованный документ о технической организации высылки – записка в ЦК ВКП(б), которую публикатор справедливо атрибутировал как подлинник (исходя из места хранения – он отложился в фонде Центрального Комитета партии), несмотря на отсутствие автографа В.Р. Менжинского. На документе лишь напечатано: «Председатель ОГПУ (Менжинский)»[1314].

Именно Г.Г. Ягода направил 12 января членам Политбюро ЦК ВКП(б) следующую записку: «Сейчас ОГПУ предложило Троцкому явиться в ОГПУ для получения назначения в Алма-Ату, он заявил, что в ОГПУ не явлюсь, знаю, что Вы меня ссылаете на 3 года, обязуюсь уехать через 7 дней, то есть 19/I, в чем и дал расписку. Считаю, что при такой записке явка его к нам не обязательна, срок сократить до понедельника, то есть до 16/I – [19] 28 г.»[1315]. Из данного заявления Льва Давидовича и партийное, и чекистское руководство не могло не сделать вывод о наличии в рядах органов государственной безопасности «агентов» Троцкого. Генеральный секретарь ЦК ВКП(б) первым указал на записке: «За предложение ОГПУ.И. Сталин». Далее члены ПБ расписались: «За. Ворошилов», «Согласен. Н. Бухарин», «Согласен. М. Томский, В. Куйбышев», «За. А.И. Рыков, Я. Рудзутак». Со своим особым мнением, как водится, выполз никаких ключевых решений не принимавший председатель ЦИК СССР и ВЦИК: «Предлагаю дать Троцкому право выехать 19/I. Калинин»[1316]. Как водится, «всесоюзного старосту» никто из товарищей по Политбюро ЦК ВКП(б) услышать не пожелал. Не исключено, что напрасно, поскольку Л.Д. Троцкий, получивший меньшую отсрочку, чем он запросил, устроил из своей высылки настоящий политический спектакль – с прологом, содержательной основной частью и мемуарным эпилогом. Впрочем, не исключено и иное: воспрянув духом в случае удовлетворения всех его требований, Троцкий мог стать еще менее сговорчивым.

По свидетельству Виктора Сержа, Троцкий жил на улице Грановского в квартире у Александра Георгиевича Белобородова – старого большевика из уральцев Свердлова, когда-то входившего в ЦК и его Оргбюро. Троцкисты «днем и ночью следили за улицей и домом, сами находясь под наблюдением у агентов ГПУ»[1317]. Разговор вращался главным образом вокруг организации международной коммунистической оппозиции Сталину, деятельность которой «…нужно было любой ценой расширить и систематизировать»[1318].

Дочь Ивара Смилги вспоминала в 2013 г., как накануне депортации «…Лев Давыдович позвонил маме и сказал:

– Надежда Васильевна, приведите девочек попрощаться»[1319].

«Когда мы к нему пришли, в квартире было много народу, обстановка была очень тревожная и накаленная, – указала