минуты. Одно из двух: либо оппозиция хочет говорить с партией серьезно, – и тогда она должна сбросить маску; либо она думает и впредь сохранить два лица, но тогда ей придется остаться вне партии»[1282].

Сталин припомнил Объединенной оппозиции «антипартийную, антисоветскую демонстрацию», апелляцию «к улице», апелляцию «к непролетарским элементам». В своей стилистике постановки вопросов самому себе и последующей дачи на них ответов генсек сказал: «Но как можно говорить о большевистских традициях, апеллируя к улице против своей партии, против своей советской власти? Где же это слыхано, чтобы большевистские традиции допускали такое безобразие, граничащее с прямой контрреволюционностью? Не ясно ли, что т. Каменев говорит о традициях большевизма для того, чтобы прикрыть свой разрыв с этими традициями во имя интересов своей антибольшевистской группы? Из апелляции к улице ничего у оппозиции не получилось, так как она оказалась ничтожной группой. […] А что, если бы у оппозиции оказалось немного больше сил? Не ясно ли, что апелляция к улице превратилась бы в прямой путч против советской власти? Разве трудно понять, что эта попытка оппозиции, по сути дела, ничем не отличается от известной попытки левых эсеров в 1918 г.? По правилу, за такие попытки оппозиции мы должны были бы их всех переарестовать 7 ноября. Мы не сделали этого только потому, что пожалели оппозицию, проявили великодушие и хотели дать ей возможность одуматься. А они расценили наше великодушие как слабость»[1283].

Сталин заявил, что оппозиция, судя по всему, «не намерена разоружиться полностью», предпочитая «остаться вне партии»[1284]. И сделал вывод: «Наша партия есть живой организм. Как и во всяком организме, в ней происходит обмен веществ: старое, отживающее, – выпадает, новое, растущее, – живет и развивается. Отходят одни, и вверху и внизу. Растут новые, и вверху и внизу, ведя дело вперед. Так росла наша партия. Так будет она расти и впредь»[1285].

Григорий Константинович Орджоникидзе, выступавший с отчетом ЦКК ВКП(б) – Наркомата рабоче-крестьянской инспекцией СССР, в очередной раз доказал, что, вопреки «воле» позднего Ленина, ЦКК так и не встала над ЦК. Подчеркнув, что ЦКК иной раз по три дня уговаривала оппозиционеров подчиниться партийной дисциплине[1286], Серго справедливо заметил: «…очень часто оппозиция ссылается теперь на Ленина, что вот при Ленине так было, а теперь не так. Это верно, при Ленине не было так. Если бы при Ленине кто-либо позволил себе устроить тайно от партии и советской власти типографию, я бы посмотрел, что бы тогда Ильич сделал с ним. Он бы не стал с ними договариваться на Пленуме Центрального Комитета и на партийном съезде, а указал бы им место совсем другое»[1287]. Орджоникидзе рассказал о том, как ЦКК длительное время пыталась убедить оппозицию по крайней мере отказаться от нелегальных собраний: «… прежде чем исключить из партии Зиновьева и Троцкого, Президиум Центральной контрольной комиссии поставил им условие: отказаться от нелегальных собраний, и только. Не то, что фракцию распустить, не то, что отказаться от взглядов, не совместимых с пребыванием в партии, а только одно требование: отказаться от нелегальных собраний. Выступайте на ячейках, на собраниях, развивайте свою платформу, все, что угодно, только откажитесь от нелегальных собраний. Как вы думаете, товарищи, что это требование – чрезмерное, что это – четвертование людей? В одной партии сидим и говорим: “Можете развивать свои взгляды, выступать открыто на собраниях, но только откажитесь от нелегальных собраний”. Как же они нам тогда ответили? Они сказали: “Вы нам приставляете револьвер, дайте нам подумать, обсудить и т. д.” Для того чтобы ответить на такой вопрос, как отказ от нелегальных собраний, надо, оказывается, собрать свой нелегальный ЦК, обсудить, обдумать и только тогда дать ответ. Ну, товарищи, при таком отношении […] совместное пребывание в одной партии невозможно»[1288]. Если иного выхода не видел даже сверхлояльный Серго, стало быть, иного выхода у ЦКК действительно и не было.

Выступая в «прениях» по докладу, член Президиума ЦКК ВКП(б) Николай Михайлович Янсон констатировал, что у оппозиции есть только «… три дороги: первая дорога – это полное подчинение воле партии, и тогда двери в партию открываются перед ними; вторая дорога – это полнейший отход от политической деятельности, превращение в обывателей, и третья дорога – это активное противодействие нашей партии со всеми вытекающими отсюда последствиями, за которые пусть они не пеняют на партию и на партийную дубинку, которая будет пущена в ход, если создастся необходимость ее применения. Пусть они сами выбирают любую из этих трех дорог»[1289].

10 декабря, после того, как съезд признал взгляды Объединенной оппозиции меньшевистскими, от оппозиционеров поступило сразу два заявления. Первое подписали бывшие деятели Новой оппозиции Л.Б. Каменев, И.П. Бакаев, А.А. Авдеев и Е.Г. Евдокимов, а второе, поданное вечером, – троцкисты Н.И. Муралов, Х.Г. Раковский и К.Б. Радек, а также И.Т. Смилга. В первом говорилось: «Защищая перед лицом съезда свои принципиальные взгляды, в правильности которых мы убеждены, мы в то же время в своих заявлениях съезду подчеркивали, что считаем для себя обязательным подчинение решениям съезда, как бы тяжелы они для нас ни были»[1290]. Во втором говорилось о том, что отказ от своих взглядов стал бы для оппозиционеров обязательным, если бы они убедились в их неправильности, то есть «в их несоответствии Программе ВКП»[1291]. На утреннем заседании 18 декабря Г.К. Орджоникидзе, получивший слово для доклада Комиссии XV съезда ВКП(б) по вопросу об оппозиции, не отказал себе в удовольствии пофарисействовать в сталинском духе: «Как будто блок, о котором заявлял т. Зиновьев, что он заключен всерьез и надолго, где-то дает трещину. Если эти документы не являются просто лицемерными, если это не есть военная хитрость, если эти документы не являются тактическим ходом, то тогда они должны честно заявить перед всей партией, в чем они расходятся. Должен сказать, что мы большой разницы между этими двумя документами не видим»[1292]. В оглашенной Серго резолюции Комиссии XV съезда ВКП(б) об оппозиции говорилось: «…XV съезд считает, что ЦК и ЦКК поступили правильно, исключив Троцкого и Зиновьева 14 ноября 1927 г. из рядов ВКП(б), а других оппозиционных членов ЦК и ЦКК – из состава этих последних и поставив вопрос об оппозиции в целом на обсуждение съезда»[1293].

Принимая во внимание неоднократное нарушение оппозицией ее торжественных обещаний об отказе от фракционности, комиссия предложила съезду исключить из партии 75 активных деятелей «троцкистской» оппозиции, исключить из партии группу Сапронова в составе 23 человек «как явно антиреволюционную» и поручить ЦК и ЦКК «принять все меры идейного воздействия на рядовых членов троцкистской оппозиции с целью их убеждения при одновременном очищении партии от всех явно неисправимых элементов троцкистской оппозиции»[1294].

Комиссия признала абсолютно доказанным фактом, что Объединенная оппозиция