— Дочь моя, дитя мое!

Никогда не забуду я этого отеческого поцелуя, этих добрыхдрожащих губ.

Вернувшись к себе, я плакала и смеялась, и так расшумелась,что доктор постучал мне в стенку из своей комнаты:

— Ты дом разрушишь, девчонка! Что за шум? Ведьсплетники-соседи обвинят меня: «Старый хрыч заставил до утра кричатьновобрачную!»

Но и сам доктор порядком шумел. Он расхаживал по комнате,притворно бранился:

— Господи, упаси мою честь, мою невинность отсовременных девиц!

В эту ночь мы просыпались с доктором раз десять, он в своейкомнате, я

— у себя. Мы стучали в стену, кукарекали по-петушиному,свистели, как птицы, квакали.

Вот и весь рассказ о том, как я стала новобрачной.

Мой славный доктор был таким чистым, таким порядочным, чтоне счел даже нужным предупредить меня о фиктивности нашего брака. Господи, да япо сравнению с ним просто легкомысленная кокетка… В нашей святой дружбеХайруллах-бей забыл, что он мужчина, но я не забыла, что я женщина.

Мужчины в большинстве своем плохие, жестокие, — этонесомненно. А все женщины хорошие, кроткие, — это тоже несомненно. Но естьмужчины, пусть их очень мало, у которых чистое сердце, честные помыслы; и такойчистоты у женщин никогда не найдешь».

Когда Феридэ проснулась еще более усталая и разбитая, чемнакануне, было уже двенадцать часов, и солнце стояло высоко. Она испугалась,как школьница, опаздывающая на урок, и спрыгнула с кровати.

— Ну и молодец же ты, Мюжгян! Ведь я сегодня уезжаю.Почему вы меня не разбудили?

Мюжгян ответила, как обычно, спокойно:

— Я несколько раз заходила, но ты спала. Лицо у тебябыло такое утомленное, что я не решилась будить… Не бойся, сейчас не так ужпоздно, как ты думаешь. Да и неизвестно, будет ли сегодня пароход. На морешторм.

— Мне надо уехать непременно.

— Я попросила папу сходить на пристань и узнать, кактам обстоят дела. Он велел быть наготове. Если пароход придет, он пришлетэкипаж или сам приедет за тобой.

День своего отъезда Феридэ представляла себе совсем иначе.Мюжгян возилась с малышами, тетки, как всегда, болтали и смеялись. Кямран куда-тоисчез. Феридэ загрустила. Ей было очень обидно, что на нее обращают так маловнимания.

Мюжгян тихо сказала:

— Феридэ, я оказала тебе услугу: выпроводила Кямрана издому. И он согласился на эту жертву, чтобы не доставлять тебе лишних волнений.

— И он больше не придет?

— На пристань, может быть, заглянет проститься с тобой…Ты, конечно, рада?

Глаза у Феридэ были грустные, губы вздрагивали. В вискахмучительно ломило, и, чтобы унять боль, она сжимала их пальцами.

— Да, да, спасибо… Очень хорошо сделала…

Феридэ бессвязно бормотала слова благодарности, и ейказалось, что теперь она навеки умерла для сердца любимого друга детства ибольше никогда с ним не примирится.

Перед самым обедом принесли приглашение от соседа,председателя муниципалитета. Он давал прощальный обед по случаю возвращениявсей семьи в город на зимнюю квартиру, а также в честь Феридэ.

— Как это так! — запротестовала Феридэ. —Ведь за мной должны сейчас приехать.

Тетушки принялись ее успокаивать:

— Нельзя не пойти, Феридэ. Стыдно. Тут всего-то идтипять минут. Да и что тебе собираться? Накинь только чаршаф.

Что случилось? Если раньше тетки всегда проявлялиматеринскую заботу, то теперь волновались о ней не больше, чем о больной кошке?Феридэ отвернулась, чтобы не видеть их, и сказала:

— Хорошо, я согласна.

Было около трех часов. Феридэ стояла под навесом, увитым ужежелтеющим плющом, и всматриваясь в дорогу. Вдруг она воскликнула:

— Мюжгян, я вижу экипаж… Кажется, это за мной.

И как раз в этот момент вдали, за деревьями на набережной,показался пароход.

Сердце отчаянно забилось, готовое выпрыгнуть из груди.

— Идет! — закричала Феридэ.

В саду поднялся переполох. Служанки засуетились, побежали занакидками для дам.

Феридэ сказала теткам:

— Я выйду пораньше, а вы потом подойдете.

Они с Мюжгян кинулись напрямик через сад, но у воротнеожиданно столкнулись с поварихой.

— А я за вами, барышня, — сказала старуха. —Господа приехали на экипаже, просят вас…

Азиз-бей и Кямран встретили молодых женщин в коридоре навтором этаже.

— Ну вот, прибежали две сумасшедшие гостьи. Нешумите! — сказал Азиз-бей. Затем он оглядел Феридэ с головы до ног идобавил: — В каком ты виде, милочка? Вся взмокла…

— Пароход пришел…

Азиз-бей улыбнулся, подошел к Феридэ, взял ее за подбородоки пристально глянул в глаза.

— Пароход пришел, но тебя это не касается. Твой муж несогласен…

Феридэ сделала шаг назад и растерянно пробормотала:

— Что вы сказали, дядюшка?

Азиз-бей указал пальцем на Кямрана.

— Это он, твой муж, дочь моя. Я ни при чем.

Феридэ вскрикнула и закрыла лицо. Она готова была упасть, ночья-то рука поддержала ее за локоть. Открыв глаза, она увидела Кямрана.

Азиз-бей радостно засмеялся.

— Наконец наша Чалыкушу попала в клетку. Ну, как! Яхочу посмотреть, как ты будешь биться! Увидим, поможет ли это…

Феридэ пыталась закрыть лицо, но не могла вырваться изцепких рук Кямрана. Она отчаянно вертела головой, стараясь куда-нибудьспрятаться, и все время натыкалась на плечи и грудь молодого человека.

Азиз-бей, все так же смеясь, продолжал:

— Твои родные подстроили тебе западню, Чалыкушу. Этаизменница Мюжгян выдала тайну. Да благословит аллах память усопшегоХайруллаха-бея, он

прислал твой дневник Кямрану. Я взял эту тетрадь и пошел ккадию[109], показал ему некоторые страницы. Кадий оказался человеком умным итотчас скрепил ваш брачный договор с Кямраном. Понятно, Чалыкушу? Отныне этотмолодой человек

— твой муж, и я не думаю, чтобы когда-нибудь еще оноставил тебя одну.

Феридэ зарделась, даже ее голубые глаза порозовели, а взрачках вспыхнули красные огоньки.