же, являясь настоящим монстром, прошу свою принцессу-воина освободить из лабиринта меня самого.

Солнышко опускает взгляд на свои ладони, которые покоятся у меня на груди, отрывисто вздыхает и убито выдает:

– Саша… Я…

И замолкает.

Удар, удар, удар… Внутри меня что-то крошится и рассыпается.

– Ты меня любишь? – выпаливаю в полном отчаянии.

Потому что, судя по тому, как Соня мнется, ответ видится отрицательным.

Это уничтожает меня. Это, блядь, уничтожает меня!

Я даже подумываю уйти прежде, чем это ужасное слово врежется в память. Но Солнышко вцепляется пальцами мне в рубашку и, завораживая, вновь бессмысленно шепчет:

– Саша…

Ожидание хуже самой казни.

– Просто ответь, Сонь! Да? Нет? Больше мне ничего не нужно!

– Хорошо! Только давай сейчас все начистоту, Саш! – срывается неожиданно. – Я знаю, что ты спал с Владой… Она… Мм-м… Она присылала мне видеозапись, сделанную в вашей спальне во время секса!

У меня, блядь, натуральным образом отвисает челюсть.

50

Любовь – вера.

© Александр Георгиев

– Какую видеозапись? В какой такой «вашей спальне», блядь? – на эмоциях, которые хаотично рассекают грудачину, подобно незакрепленному ящику фейерверков, вновь забываю о том, что маты в этом разговоре лишние. – Прости, прости… Блядь… – извиняюсь и снова выдаю. И снова извиняюсь: – Прости… Во время какого, на хрен, секса?

Тема Влады Машталер – последнее, что я готов сейчас обсуждать. Зациклен исключительно на Соне и на тех чувствах, которые она не желает ни отвергать, ни подтверждать. С каждой уплывающей секундой меня все сильнее трясет. Только вот ситуация такая, что я не имею права уходить от ответа.

– Там не было видно… Никого не было видно… – запинаясь, Соня всхлипывает и шумными рывками хватает воздух. – Но я слышала тебя… Узнала… Каждый твой вдох и выдох, Саш! – в ее голосе отчетливо слышится отчаяние. Оно настолько велико, что мигом захватывает и меня. – Я ведь помню… Как ты стонешь, как дышишь… Все звуки… Это уже на подкорке!

Я решительно ни хрена не понимаю. Да и думать не способен. Чувствую, как нервную систему раскатывает банальная, сука, паника. И ничего с ней поделать не могу.

– Я с ней не спал. Никакого секса не было. Ничего не было! – все, что получается утверждать. – В душе не гребу, что за видеозапись она, блядь, тебе отправила, но после чертового юбилея моей матери у нас с Владой никакого, на хрен, секса не было! Как и общей спальни! Никогда! Я к ней не прикасался!

Свирепо вытолкнув из легких весь скопившийся там воздух, резко поворачиваю голову в сторону, чтобы дать себе возможность успокоиться. И в этот момент… Словно с подачи святого, который ведет учет всех моих грехов, ловлю прозрение.

Нет… Сука… Нет…

Если предположить, что в тот единственный проклятый раз, когда мне пришлось с помощью ебучего вибратора довести Владу до оргазма, где-то в спальне работала камера…

Нет… Сука… Нет!

Однако другого объяснения Сониным словам я не нахожу.

– Блядь…

Чувство стыда в моем организме содержится в самом мизерном количестве. Но именно сейчас удается соскрести и вывести в актив сразу все микрочастицы. Жар топит мою рожу так люто, что кажется, будто ее тупо пламенем охватывает.

Перевожу дыхание. Сглатываю скопившуюся в глотке горечь. Заставляю себя успокоиться. Последнее с огромным трудом получается. Лишь понимание, что от этого зависит наша последующая жизнь, дает силы и разгон.

Поворачивая голову к Солнышку, обхватываю ее лицо ладонями и в отчаянной надежде, что не оттолкнет, прикладываюсь к переносице лбом. Когда этого, хвала Творцу, не происходит, прикрываю глаза, перевожу дыхание и нервно облизываю пересохшие губы.

– Соня, – выдыхаю ее имя, как нечто священное. Не могу ею надышаться. Кровь, которую накапливает и задерживает сердце, превращается в топливо. В один ключевой миг оно выделяет такую, мать вашу, мощную энергию, что всю систему разрывает. Едва собираю себя обратно. – Соня… – по тому, как я произношу ее имя, уже все со мной понятно. Не пытаюсь глушить чувства, которые в эту секунду управляют моей жизнью. Эта чертова жизнь от нее и зависит! – Я ведь никогда тебе не врал. Какой бы уродливой не была правда, всегда обнажал нутро до самого дна. Сейчас я клянусь тебе, что не спал с Владой. Веришь? Соня… Ты мне веришь, малыш?

Высекаю. Призываю. Молю.

Потому как это на самом деле исключительно важно, чтобы она верила моему слову без каких-либо унизительных доказательств.

– Соня… – хриплю и задыхаюсь. Оглаживая ладонями лицо, запутываю дрожащие пальцы в ее волосах. – Солнышко… Родная моя… – в попытке справиться с болью, сцепляю зубы и качаю головой. Сам удивляюсь тому, что нахожу силы, чтобы в очередной раз вымахнуть из тисков своего ебаного эго, отбросить к херам абсолютно все и дать волю той искренней, чистой и светлой частичке своей души, которую по необъяснимым причинам тяжелее всего содержать. – Верь мне, малыш… Я никогда тебе не врал… – шепчу на самых низких оборотах. – Верь, родная… Верь мне… Я не предавал… Я нас не предавал…

Любовь – вера.

Самая глубокая. Самая иступленная. И самая, мать вашу, необходимая.

Соня всхлипывает. Мое сердце останавливается.

А потом…

Когда она слегка подскакивает и тянется вверх по моему телу, чтобы обвить руками шею, сам захлебываюсь и выдаю ряд странных рваных звуков.

– Верю, – обжигает мою ушную раковину. Это признание входит в меня, будто разряд молнии. Рикошетит внутри. Проносится вдоль позвоночника и раскалывает меня, как сухое дерево. – Верю, Саша… И… Я… Конечно же, я люблю тебя… Люблю!

Молния прошивает мое тело в обратном направлении. Кажется, словно спаивает то, что мгновение назад разрубила. И, наконец, она влетает в мое застывшее сердце. Выдав тысячи вольт, заставляет его не просто ожить, а загореться и осветить своим сиянием весь гребаный мир.

Любит… Все еще любит…

Соня отстраняется, чтобы посмотреть мне в глаза. Я же… Пошатываюсь и, не справившись с той свирепой и фантастической жизненной силой, что сотрясает мой организм, падаю перед ней на колени.

Очевидно, там мне самое место… У ног Сони Богдановой… Да…

Она вцепляется мне в плечи и что-то тараторит, гоняя над поверженным мной какие-то чудесные звуки. Но я сейчас не способен различать слова. Слышу лишь решающие удары своего сердца и бурный шум крови.

Побежденный. Покоренный. Спасенный. На веки вечные своей единственной верный.

Прижимаюсь