— Богато дарит друг Паша, — одобрил Валентин. — Смотри, спросит потом за такую щедрость сполна. И не так, как ты думаешь. Ну ладно, так и быть, я с тобой на той неделе встречусь, мы визит к девушке Тэви отрепетируем, не могу я бросить тебя на полдороге. Это Паша думает, что ты компетентна, а я знаю, какую дурочку ты способна свалять.

— Спасибо, Отче, ты — настоящий друг, — с чувством сказала я. — И в Америку отпускаешь, и инструктировать берешься, и за Сурена не сердишься, а я думала — убьешь своею рукой.

— Оно, конечно, было бы лучше, спору нет, — согласился Валентин. — Но я сегодня, как ты заметила, очень благожелательно настроен, может быть, в себя не пришел после вчерашнего визита твоих друзей! Давай, дитя, гони на службу, а я поеду домой обретать покой…

Так, в ленивом благодушии, мы с Отче распрощались до следующей недели. Не знаю отчего, но Гарику я рассказывать про конкурирующую организацию не стала. Наверное, не хотелось упоминать бывшего друга Сережу, который из любви не то ко мне, не то к деньгам чуть было не отправил всех в рай, вкушать блаженство. Мне было за него стыдно. Скорее за себя.

Суббота и воскресенье прошли очень мирно, я не побоюсь сказать, даже в семейно-пасторальных тонах. Я собралась навестить предков на дачном участке, Гарик вызвался сопровождать, и я разрешила. После тети-Ритиной информации мама не оставляла меня в покое, ей нужна была пища для ума.

Соответственно, я предоставила предкам возможность пообщаться с Гариком, они провели серию приятных бесед, и в следующем телефонном разговоре мама убеждала меня, что шесть лет разницы в наше время не более, чем условность.

Из разговоров на даче, в коих я принимала малое участие, мои родители сделали вывод, что превосходный молодой человек просил моей руки, и они согласились, приурочив радостное событие к защите его диссертации. Меня, насколько я заметила, никто особенно не спрашивал. Мама и мое мнение охотно отнесла к условностям. Я не возражал, если они собирались провернуть мероприятие без моего участия, то Бога ради.

Не то, чтобы мои чувства к данному кандидату остыли или изменились, я просто не имела представления (и не хотела его иметь), что будет с нами в следующем месяце, не говоря о более отдалённом будущем. Присутствовало и смутное подозрение, что в традиционной роли Гарик может оказаться трудным случаем, ничуть не лучше бывшего супруга Леонида. Опять же пресловутая разница в возрасте, через три года мне будет 35, а ему всего 29! Однако разочаровывать родителей не хотелось, я лишь питала надежду, что ситуация утрясется сама собой. Пока мне было неплохо и так.

Начиная с понедельника я стала собираться в зарубежный вояж. Оформила на работе отпуск и сообщила, куда еду (наверное, зря). Объяснила, что один поклонник, которого Ванда видела, сделал любезность и пристроил на социологическую конференцию. Ванда подтвердила, что видела, он был ужасен, но ради командировки в Штаты такого потерпела бы и она, безусловно.

В тот же понедельник Гарик сделал себя достоянием общественности, появившись в отделе прозы в обеденный перерыв. Коллеги приветствовали его очень тепло и заверили, что он правильно сделал, выбрав из двух зол, литературы и Кати Малышевой, меньшее. Они смутно помнили Гарика в качестве фиктивного автора.

Когда Гарик ушел, коллеги специально вызвали в гости Мишу Фридмана (в качестве консультанта), и он заявил, что с самого начала был уверен в полном отсутствии литературного предмета, субъект не подавал ни малейшей профессиональной надежды.

Девушки устроили Мише допрос с пристрастием: почему он тогда позвал Катю, а не одну из остальных, могли бы бросить жребий в конце концов. Опять было очень весело. Викентий Львович в порыве поддельного гнева обозвал Мишу «подручным Купидона», и кличка закрепилась за беднягой надолго.

Коллеги проявили деликатность и не задали почти ни одного вопроса на тему, как соотносится присутствие Гарика в моем холостом доме (что давно не было секретом) с благосклонностью мецената, устроившего дефицитную командировку.

Правда, довелось услышать теорию младшего редактора Вандочки (краем уха, из коридора). Как единственный эксперт по меценату, Ванда толковала его внимание в свете социальных авансов. Мол, при такой чудовищной внешности бедняге только и остается, что завоевывать внимание женщин из ряда вон выходящими презентами. В целом, на службе было приятно и радостно, как всегда.

В рамках командировки за океан я заглянула в парикмахерскую, привела в порядок лицо, брови и ногти (на что ушли бешеные деньги), пересмотрела гардероб и купила гобеленовую сумку вместо банального чемодана. Сколько она стоила, я не рискну признаться никогда.

Начало последующей недели прошло исключительно в приятных хлопотах, однако с полудня вторника круто задул встречный ветер. Я ожидала к обеду Отче Валю с Антоном, готовилась к подробному инструктажу, что мне делать с Октавией в Штатах, но объясняться пришлось в непредвиденном месте и совсем по другому делу.

Ровно в час пополудни Отче Валентин лаконично позвал со службы к экипажу, захлопнул за мной дверь и огорошил сообщением, что мы едем вовсе не обедать, а в прокуратуру.

Вместо вопроса у меня получился слабый писк и нечленораздельные звуки. Ответственность за нелегальную торговлю оружием в пользу других государств тоже сулила участникам поездку в ближайшее время, но в иные края. В первый раз я отчетливо осознала перспективу и пала духом очень глубоко.

Валентин сполна насладился произведенным впечатлением, туманно пообещал исправно носить передачи, затем снизошел до объяснения.

— Ладно, малодушное дитя, не стану более тебя интриговать, — сообщил друг Валя, когда я почти собралась с духом для явки с повинной. — События произошли ужасные, но имеют к нам с тобой отдаленное отношение. Я думаю, даже успеешь в Штаты слетать в перерыве между допросами. Подписку о невыезде с тебя вроде никто не берет, поскольку в главных подозреваемых ты пока не числишься. Теперь успокойся и слушай. Привет тебе от первого клиента Муратова и его обворожительной Виктории. Также и от меня личное спасибо. В моей практике еще не было летальных случаев, за исключением твоего касательного таксиста — теперь ты мне опять удружила. Если по порядку, то изволь. Несколько дней назад на квартире супругов Муратовых органами следствия были обнаружены: хладный труп хозяина и его жена Виктория в бессознательном состоянии. Покойный висел на крюке от люстры. Супруга лежала около балконной двери в осколках стекла, по всей видимости дверь была пробита ее бесчувственным телом. Сейчас она в больнице, в анамнезе шок и многочисленные порезы.

Следствие усиленно копает, чья рука пресекла жизнь Муратова. Либо он в неясном порыве покусился на жизнь жены и покончил с собой, либо замешаны третьи лица. Какое будет дело, зависит от результатов экспертизы. Если Муратов сам повесился — то явная клиника, никакой уголовщины. Если его кто-то повесил получается обратный случай. Супруга, по словам следователя, не помнит ничего, но со временем может вспомнить, однако не обязательно. Если тобою протаранят двойную балконную дверь, то забудешь, как звали, что немудрено. Очень жаль девочку.