он пишет и о приятном – о приключениях – в один из будней, когда всё трудное просто фон, и не потому, что так устроен Раск, а потому, что так устроен мир: «Я совершил два в высшей степени приятных путешествия; в первом я отправился в Кьосарсюссель, где неделю пробыл у пастора Арне Хельгесена. Его двор в том, что касается дома, почти столь же удобен и хорош, как безземельный дом моего отца на Фюне. Стены его из земли, крыша из торфа, никаких кафельных печей; отапливаемый домик (кухня) стоит сам по себе, столь же маленький, как наши пивоварни, – сойдёт и как комната для занятий. Но у Арне симпатичное собрание книг, которые не лежат без дела, а зимой у него обретается и берет уроки ватага студентов…»

Раску, впрочем, ещё придётся ночевать и заниматься в гораздо более суровых условиях, нежели те, что он описывает. А пройдёт время, и у него тоже станет «обретаться ватага студентов».

В 1814 году его назначают младшим помощником библиотекаря в университетской библиотеке за 200 риксдалеров в год, жалованье, безусловно, недостаточное для финансирования проекта всей жизни, который Расмус Раск в конечном итоге сформулировал как для себя самого, так и в прошении о поддержке более длинной исследовательской командировки: «исследовать весьма спорный вопрос, в какой мере персидско-индийские древние языки, старинные религии, племена фактически роднятся с европейскими, или же их следует считать нам чуждыми».

Насчёт старинных религий и племён Раск, вероятно, дописал, чтобы потрафить авторитетным инстанциям. Потому что для тех цель путешествия была всякой экзотикой и инородными диковинками, которые Раск должен доставить и описать. Для Раска же цель была максимально далека от экзотики. Он-то как раз мечтал о том, чтобы выявить однородное, докопаться до глубинного родства, заметим, языкового.

И именно этот разрыв между собственными ожиданиями Раска и ожиданиями его деньгодателей в конечном итоге делает из Раска трагического героя. Собственные ожидания он исполняет лишь отчасти. И хотя он привозит из путешествий бесценные индийские манускрипты, этим он вовсе не исполняет ожиданий деньгодателей. Конечно же, он получает письмо от уполномоченных по финансам, извещающее его, «что Его Величество Король своим всевышним благоволением к своей большой библиотеке принял собрание индийских манускриптов, кои профессор имярек предложил Его Величеству» – экзотики в этом явно недоставало, – да и чего ещё было ожидать. Разумеется, ему бы следовало рассказать, через что ему довелось пройти. Ему бы следовало продемонстрировать, что́ ему удалось открыть. Но ничего из этого он не делает. Перефразируя Кювье: «Общая история языка… не сможет достичь идеала, пока не будет завершена своя отдельная история каждого из естественных языков». Конечно, Расмус Раск побывал у истока, но ему ещё не удалось нанести на карту множество из языковых ручьёв и рек, с которыми он познакомился в пути.

Неисповедимый путь к трагедии вёл через Индию, и случилось это в промежутке между 1816 по 1823 годом.

«На это большое путешествие Раска в Европе возлагались огромные ожидания» (так об этом пишет его друг детства Н. М. Петерсен в «Речи о жизни Расмуса Раска», 1834 г.) – это путешествие и выбитые на него средства помогли ему стать свободным человеком, но и подорвали его здоровье: домой он вернулся и с чахоткой, и с манией преследования.

Путешествие началось 25 октября 1816 года, когда Раск поднялся на борт галеаса «София Магдалена» в Кальмаре, а завершилось, когда он в мае 1823 года вернулся домой из Калькутты на датском судне «Юлиана Мария».

А между этим двумя точками – потрясающая работа на износ.

То, что ему вообще удалось совершить что-то сверх того, чтобы пронести себя и своё огромное собрание необходимых книг через все бездорожья, – уже загадка. Но то, что при этом он сумел ещё работать столь основательно и просто гениально, – это и есть подвиг.

Путь его прошёл через Стокгольм, Петербург и Москву. Через почти пустынные казачьи земли, через калмыцкие степи, через «туркоманскую пустыню, где им лишь изредка встречались русские дома, а чаще раскиданные там и сям палаточные города». И через множество невзгод и мытарств, например с телегой, которую Расмус Раск называл не иначе, как корыто: «…лучше бы спать на голой земле, но… здесь всё настолько кишит жабами, ящерицами, червями и пауками (а то и тарантулами), что я никоим образом не могу заставить себя лечь на землю… Одну ночь я лёг было спать в юрте, но вскоре почувствовал, как огромная жаба ползает по мне; я тут же вскочил и выбрался из палатки, но, не пройдя и двух шагов, наступил на другую, ещё больше той».

Он прибывает в Тифлис, там его подозревают в шпионаже, там же он встречает сумасшедшего датчанина по фамилии Шелински, заклинателя Солнца и Луны. Он запасается оружием и продвигается дальше с татарским караваном, видит Арарат и упоминает Накхирван, где Ной вышел из ковчега. Дальше – в Тегеран, Исфахан и Персеполь, откуда он сообщает о военных действиях и беспокойствах и рассказывает, что «улицы в городе похлеще переулка Педера Мадсена», – а уж переулку Педера Мадсена возле Нового королевского рынка было чем похвастаться, он вплоть до 1875 года оставался «местом мрачным, тесным и нагоняющим тоску… о котором давно ходит дурная слава притона всякого отребья».

Всё же в конечном итоге ему удаётся добраться до Бомбея, Калькутты, Мадраса, Транкебара, Коломбо. И по пути он не преминул изучить хинди и санскрит, зенд и пехлеви, равно как и продемонстрировать, что древнеиранский язык зенд является независимым индоевропейским языком. И уж тем более не преминул он заметить в Гвалиоре, «что был сильно укреплён в своём предположении, что Один и Будда суть один и тот же». Не обошлось и без того, что он, болея всеми возможными болезнями, был не в состоянии трудиться и хотел поскорее домой: «боюсь, что воду отравили».

Тем не менее можно сказать, что на свой собственный манер он побывал в раю, откуда вышли все народы и языки.

Кто с вестью благой к нам, все изведав дороги?

От Ганга владыки, Тьялфе, пошла вспять верста,

Немногим известны те знаменья многи,

Что передаются из уст в уста.

Восславься же ты, коронованный дух,

Не лишь сапогами железно чеканен,

Сияньем от полюса к полюсу – чтоб не потух.

Восславься, наш Ожье Датчанин*!

Привет тебе, вестник далёкой земли,

Востока разведчик, вместилище ярких талантов,

Со знамениями от зенда, парси, пехлеви,

С добычей от троллей и