никем и никогда зафиксирован не был. Каноническая традиция изображает воскресение либо как пустой гроб рядом с женами-мироносицами, либо как схождение во ад, где Иисус попирает двери ада и выводит наружу заключенных. В Евангелии воскресение не описано, поэтому богослужебный устав предписывает, что пасхальное богослужение совершается именно так, как здесь указано: «весьма рано, в первый день недели», «при восходе солнца». То есть ночная литургия на Пасху – история неканоническая.

На этом (Мк. 16:8) аутентичное Евангелие от Марка заканчивается. Последующий текст с 9-го по 20-й стих был написан позже и является откровенной компиляцией, древние манускрипты его не содержат. Почему нет продолжения – на этот счет существует три гипотезы: Марк не успел дописать, концовка была утеряна и просто Марк действительно завершил на этом свое повествование. Третий вариант вполне вероятен – это может быть открытая концовка. С психологической точки зрения, она гораздо выгоднее, чем какой-то эпилог и завершение, потому что открытая концовка предполагает дальнейшее решение: а что ты думаешь делать с этой информацией? Как собираешься ее воспринимать? Что она тебе говорит и говорит ли вообще что-то? Мироносицы побежали и никому ничего не сказали, потому что боялись. А что выберешь ты: молчание и страх или голос и смелость? Получается нечто похожее на коан – дзенскую притчу, которая не дает ответа, а только провоцирует вопросы. Концовка сразу положила бы финал произведению и вывела нас из его контекста, а без концовки мы остаемся в нем, погружаемся дальше и вынуждены интегрировать эту информацию. Марк как будто создает один полюс, а второй находится в психике человека. И начинается долгая история с перевариванием всего того, что было воспринято.

Принцип отсутствия финала напоминает эффект песни, которая непроизвольно проигрывается в уме. Чтобы избавиться от навязчивой песни, на самом деле нужно совершить очень нехитрую операцию: прослушать ее внимательно от начала до конца. Это называется «закрыть гештальт». Когда финала нет, гештальт не завершен. Здесь мы возвращаемся к теме восьмого дня недели, являющегося одновременно первым и последним. Это постоянно незакрытый гештальт: с одной стороны, он заканчивает, но с другой – начинает: такой постоянный момент перехода. Есть соблазн свалиться в завершение, но ты никак не можешь этого сделать и выходишь куда-то снова и снова – по спирали.

Дальше идет эпилог, причем он есть в двух вариантах: краткий и пространный. В синодальный текст вошел пространный эпилог. Он появляется как попытка средневековой церкви каким-то образом сгладить непонятное и неприятное ощущение напряжения от открытой концовки. В плане уважения человеческой свободы концовка Марка более лояльна: она признает за человеком возможность как поверить, так и не поверить. Средневековая концовка такого выбора не предлагает, и это ключевое отличие.

Мк. 16:9–13 «Воскреснув рано в первый день недели, Иисус явился сперва Марии Магдалине, из которой изгнал семь бесов. Она пошла и возвестила бывшим с Ним, плачущим и рыдающим; но они, услышав, что Он жив и она видела Его, – не поверили».

Здесь содержится просто пересказ информации из других евангельских текстов, которые дополняют историю имеющимися там сведениями, чтобы довести ее до какого-то конца. Марк же, как первый евангелист, соблюдает стиль рассказчика, который после своего рассказа предлагает обсудить услышанное, а не претендует на то, чтобы убедить.

Мк. 16:14–20 «После сего явился в ином образе двум из них на дороге, когда они шли в селение. И те, возвратившись, возвестили прочим; но и им не поверили. Наконец, явился самим одиннадцати, возлежавшим на вечери, и упрекал их за неверие и жестокосердие, что видевшим Его воскресшего не поверили. И сказал им: идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари. Кто будет веровать и креститься, спасен будет; а кто не будет веровать, осужден будет. Уверовавших же будут сопровождать сии знамения: именем Моим будут изгонять бесов; будут говорить новыми языками; будут брать змей; и если что смертоносное выпьют, не повредит им; возложат руки на больных, и они будут здоровы. И так Господь, после беседования с ними, вознесся на небо и воссел одесную Бога. А они пошли и проповедовали везде, при Господнем содействии и подкреплении слова последующими знамениями. Аминь».

Неизвестно, на каких текстах основана финальная речь Иисуса с 15-го по 18-й стих. Это фактически несуществующий эпизод. В Евангелии от Матфея финальная речь Иисуса выглядит иначе: «И приблизившись Иисус сказал им: дана Мне всякая власть на небе и на земле. Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа, уча их соблюдать все, что Я повелел вам; и се, Я с вами во все дни до скончания века. Аминь» (Мф. 28:18–20). В этом варианте ничего не сказано ни про говорение языками, ни про испитие опасных напитков. В Евангелии от Луки предлагается другой вариант: «И сказал им: так написано, и так надлежало пострадать Христу, и воскреснуть из мертвых в третий день, и проповедану быть во имя Его покаянию и прощению грехов во всех народах, начиная с Иерусалима. Вы же свидетели сему. И Я пошлю обетование Отца Моего на вас; вы же оставайтесь в городе Иерусалиме, доколе не облечетесь силою свыше» (Лк. 24:46–49). Финальная речь Иисуса в Евангелии от Иоанна вообще обращена к автору и никакого назидательного характера не имеет: «Если Я хочу, чтобы он пребыл, пока приду, что тебе до того? ты иди за Мною» (Ин. 21:23).

Фактически автор компиляции в Евангелии от Марка в заключительной речи Иисуса своими словами передал идею, что нужно уверовать и креститься, и будешь спасен. В знамениях, которые он перечислил, автор собрал чудесные элементы, связанные с деятельностью апостолов, чтобы показать, что христианство – новая жизнь, которая неуязвима для угроз прошлого: укусов змей, смертоносного яда и т. п.

С одной стороны, можно оправдываться тем, что речь не принадлежит Иисусу, а с другой стороны, можно сделать вывод, что мы не так уж и уверовали, поскольку никто из нас не берет в руки ядовитых змей и не принимает яды без ущерба для здоровья. Но разумнее всего эту речь понимать метафорически. На протяжении всего Евангелия мы убеждались, что не все в нем нужно воспринимать буквально и не обязательно за каждым чудесным актом видеть именно чудо. Возможность брать змей здесь можно понимать как иносказательное определение интеграции, употребление чего-то смертоносного – как усвоение идей, которые вначале могут быть действительно смертоносны, но при правильном к ним отношении приобретают совершенно другой характер. Возложение рук и изгнание бесов можно понимать в контексте лечения болезней, а что касается новых языков – никто не мешает