— Это нелогично: если моё присутствие настолько сильно тебя отвлекало и влияло на поведение, ты должен был перевести меня на другую место службы и сократить контакты.

Грустно, но и как-то тепло засмеявшись, Элор сообщает:

— Знаю. Я вообще много глупостей делал. Мечтал влюбиться, мечтал об избранной, но не узнал эти чувства и ощущения, когда они появились. Ты была так убедительна в своей роли юного, набирающего силу дракона, особенно когда начала сражаться и строить остальных. Поверь, до сих пор полно существ, уверенных в том, что ты — мужчина, а я, отказавшись от магии рода, просто дал волю давней страсти и в девушку тебя переодел для соблюдения формальных приличий.

Лёжа у него под боком, я пытаюсь представить такую себя — грозную, слишком похожую на мужчину. Частый стук сердца Элора мешает сосредоточиться. А ведь он о моей жизни рассказывает, внутри меня должно что-то откликнуться. Но не откликается.

— Всё равно это не логично, — подытоживаю я. — Зачем держать рядом того, кто пугает и не даёт покоя?

Стараясь не потревожить, Элор поворачивает голову и искоса заглядывает мне в лицо. Внимательно так.

— Я не издеваюсь, — поясняю я. — Правда не понимаю.

Вздохнув, Элор укладывается как прежде и опять смотрит в потолок:

— Я же говорил, мне нравилось на тебя смотреть. И меня подвела излишняя уверенность в своих силах: я искренне верил, что могу побороть страсть, надо лишь чуть больше стараться. Отвлечься от тебя.

— И помогло?

— Нет, — уныло признаёт Элор. — Хотя я отказывался это признавать, но становилось лишь хуже. Работа помогала немного отвлечься. Иногда, когда я слишком сильно уставал, мне даже казалось, что мысли о тебе посещают меньше, но это был самообман. Существа любят самообманываться.

— Почему?

— Потому что не видеть проблему проще. Глупо, но проще. Мне проще было думать, что твоё появление в моих снах связано с постоянной совместной работой, чем с чувствами. Проще было считать, что накатывающее при виде тебя возбуждение обусловлено недостаточной удовлетворённостью из-за завала на службе. О, поверь, я выстраивал длинные и вполне правдоподобные объяснения того, почему я должен держать тебя при себе. Но бесконечно это продолжаться не могло. И я сам виноват в том, что сорвался: я знал, пить с тобой не стоит, понимал — алкоголь разрушит возведённые границы и подточит волю, не позволяющую мне перейти черту. Я понимал, что не должен поить тебя, тем самым ослабляя. Я всё прекрасно понимал, но на мои действия это не влияло. Я был словно покатившаяся с горы неуправляемая карета. Какая-то часть меня кричала: «Остановись, не делай этого, это нечестно, ты пожалеешь!» Но я пил, наливал тебе, уговаривал пить. Ужасаясь этой неуправляемости, трусливо уверял себя, что ничего страшного не случится, что мы лишь немного расслабляемся. А когда мы, пьяные, оказались наедине, я не сдержал своего порыва.

Повисшая тишина резко контрастна только что звучавшим эмоциям. Подышав немного, Элор берёт себя в лапы и продолжает с натугой:

— Вмешался случай. Перед тем, как поцеловать тебя, я прокусил губу. Я не знал, что ты драконесса, и предположить не мог, что моя кровь пробудит в тебе брачную магию.

Как-то отталкивающе это звучит — брачная магия. Брачная магия… А я знаю, что это такое: магическое пробуждение страсти и периода размножения независимо от цикла. Позволяет зачать детей в строго определённое время и правильно выбрать для этого место.

— Я не знал, что на тебя воздействует, — Элор хмурится, уголок его губ нервно подёргивается. — Это был самый счастливый и самый страшный момент в моей жизни с нашего знакомства: я показал своё желание, а ты ответила. Скажу честно, я испугался и пытался отступить. Но… ты была слишком соблазнительна. Твои коготки разрывали мою одежду, ты лежала подо мной, смотрела на меня с вожделением, и хотя я видел под собой молодого дракона, а не драконессу, это меня больше не останавливало. Мы… были близки. Насколько это возможно между правящим драконом и обычным. То есть нам пришлось прерваться, так и не доведя дело до конца, но близость случилась.

Рассказывая это, он весь напрягается и подёргивается, словно хочет зарыться поглубже в перину. И опять молчит.

— И что дальше? — подталкиваю к дальнейшему рассказу: неудобно лежать, когда он так елозит, и, подозреваю, он успокоится, когда закончит тревожащую его часть. Обычные существа так много значения придают эмоциям.

Помявшись, Элор говорит дальше:

— Магия не позволила завершить начатое, а я испугался того, что был близок с мужчиной. И ты использовала на мне голос серебряного дракона, на миг подчинила волю…

— Постой. Если мы переспали, как получилось, что ты не понял, что я драконесса?

Снова Элор поворачивает голову и искоса на меня смотрит. Пристально так.

А я… я вдруг понимаю, что бывают разные способы близости, не только естественные.

— Я взяла у тебя в рот? — предполагаю самое очевидное.

Глаза Элор распахиваются шире, зрачки увеличиваются.

— Нет, — тихо произносит он.

— Значит, в зад, — логично заключаю я. И Элор закашливается, на что я интересуюсь: — Что-то не так?

Совершенно не понимаю его реакции: мы это делали. Лично у меня знание о разных способах близости не вызывает никаких бурных эмоций.

— Всё так, — немного неестественно отзывается Элор и поглаживает меня по плечу. — Просто… м-м… Я рад, что твои познания о жизни не утрачены.

— Это не было похоже на радость.

— Ты застала меня врасплох.

Смотрю в его потемневшие глаза и сообщаю:

— Мне кажется, ты как минимум не договариваешь.

— Из-за твоего беспамятства мне показалось, что ты стала похожа на обычную неопытную драконессу. — Элор придвигается поближе и целует меня в лоб. — Но ты — это ты.

Опять не понимаю. Из-за нехватки знаний. С этой ситуацией явно что-то связано, но Элор говорить об этом не хочет.

Расспросить его подробнее или нет? И если он не хочет рассказывать, ответит ли он честно?

— Меня смущала и злила собственная несдержанность, — неожиданно заговаривает Элор. — А применение ко мне управляющего голоса испугало и разозлило. И я поступил нехорошо. Плохо. После близости я предложил всё свести к служебным и дружеским отношениям. Ты была отравлена магией, а я вместо того, чтобы заботиться о тебе в этот период, сбежал. Трусливо и бесчестно.

Элор умолкает. Его сердце стучит так быстро, что толчки сливаются друг с другом.

— Я прекрасно понимал, что моё поведение ужасно и подло, но меня несло. Я ненавидел себя за то, что поддался страсти, ненавидел тебя за то, что ты посмела на меня воздействовать, хотя это воздействие выглядело лишь эмоциональным порывом. Я понимал, что тебе больно. Что нам нужен другой разговор, — захлебнувшись эмоциями, Элор опять молчит, тяжело дышит, и его сердце сходит с ума.