Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он взглянул на фигурку, которую сплел из травы. Величиной в два дюйма, она пахла чесноком. Пожав плечами, Костоправ швырнул человечка в дождь и достал горсть травы из кармана. Он сделал уже сотни таких фигурок. По ним можно считать время, проведенное здесь.
За спиной раздался мерный стук. Отвернувшись от темного окна, он медленно подошел к женщине. Где-то раздобыв инструменты оружейника, она уже второй день что-то мастерила. Похоже на черные латы. Но зачем они ей?
Она взглянула на фигурку лошади, которую тот плел.
– Достать тебе бумаги и чернил?
– А что, можно? – Он многое хотел бы записать – сколько себя помнил, вел Анналы.
– Можно. Не к лицу взрослому мужчине играть в игрушки.
Пожав плечами, он отбросил лошадку.
– Пора тебя осмотреть.
Она больше не носила балахон. На ней был тот самый костюм, в котором Костоправ увидел ее впервые, – из черной кожи, облегающий, но такого покроя, что невозможно понять, женщина перед тобой или мужчина. Костюм Душелова – так она его называла. Шлема пока не было.
Она отложила инструменты и с подозрением посмотрела на Костоправа, но выбранный ею голос звучал весело:
– Ты как будто расстроен.
– Так и есть. Встань.
Она подвинулась. Костоправ расстегнул воротник:
– Быстро заживает. Может, завтра сниму швы.
– Шрам будет очень заметен?
– Все зависит от силы твоих лечебных чар. Не знал, что ты тщеславна.
– Как все люди. Я женщина и хочу быть красивой. – Голос тот же, но уже без веселья.
– Ты и так красива, – сказал Костоправ без всякой задней мысли, просто констатируя факт.
Душелов была хороша собой. Как и ее сестра. После того как она сменила наряд, ее красота постоянно бросалась в глаза – и слегка бередила совесть.
Вдруг Душелов рассмеялась:
– Прочла твои мысли, Костоправ.
«Вряд ли, – подумал он. – Если бы прочла, они бы тебя не обрадовали».
Но она прожила много лет и неплохо изучила людей. Человеческий облик и поведение – для нее открытые книги.
– Что ты мастеришь?
– Доспехи. Скоро мы наберемся здоровья и отправимся в путь. Вот тогда повеселимся.
– Не сомневаюсь. – У него кольнуло в груди.
Он в самом деле был почти здоров. И вопреки ожиданиям никаких последствий ранения не замечал. Даже начал выполнять физические упражнения.
– Мы здесь оводы, любовь моя. Фактор хаоса. Моей дражайшей сестрице и таглиосцам ничего о нас не известно. А эти косолапые Хозяева Теней знают, где я, но не подозревают о твоем существовании, как и о нашем хирургическом сотворчестве. Для них я не более чем жужжащая в темноте муха. Вряд ли им придет в голову, что я способна вернуть себе прежний облик. – Она погладила Костоправа по щеке. – Я куда более практична, чем ты думаешь.
– В самом деле?
Она сменила голос на мужской; тон был жесткий, деловой и даже вызывающий.
– У меня повсюду глаза и уши. Ни одно слово, произнесенное теми, кто меня интересует, не будет пропущено. Недавно я отвлекла Длиннотень, и он не заметил, как Ревун посетил Тенекрута и разорвал нити управления.
– Проклятье! Теперь Тенекрут бросит все силы на Дежагор!
– Он просто-напросто притворится, будто все осталось по-прежнему. Осада Дежагора ему ничего не дает. Гораздо важнее сейчас укрепить свою позицию. Он прекрасно понимает, что Длиннотень уничтожит его, как только перестанет в нем нуждаться. Однажды они сцепятся. Вот тогда мы и порезвимся – будем подначивать драчунов, пускай рвут друг дружку в клочья. Возможно, после этой свары не останется ни Длиннотени, ни Тенекрута, ни Ревуна. Только мы с тобой да наша империя. А может быть, вселившийся в меня дух направит мою энергию в другое русло. Не берусь гадать, но одно сказать могу: игра будет интересной.
Костоправ слегка покачал головой. Как ни трудно поверить, все это может оказаться правдой. То, что ее планы несут гибель тысячам, а миллионам – горе, для нее не важно. Это просто интересная игра.
– Вряд ли я тебя когда-нибудь пойму.
Она захихикала, как легкомысленная девица. Но ни легкомысленной, ни девицей назвать ее было нельзя.
– Сама себя не понимаю. И давно уже оставила всякие попытки. Это только отвлекает.
Игры, игры… С раннего детства – манипуляции и козни, причем исключительно забавы ради. Наивысшее удовольствие – наблюдать, как раскручивается интрига и пожирает намеченную жертву.
Единственный раз она потерпела фиаско – когда попыталась сбросить сестру с трона. Да и то нельзя назвать это полной катастрофой, потому что Душелов чудом осталась жива.
– Скоро сюда придут адепты Кины, – сказала она, – и будет лучше, если они нас не застанут. Давай переберемся в Дежагор, устроим там небольшую суматоху. Надо успеть к тому моменту, когда Тенекрут решит, что пора ему сделать собственный ход. Наверняка это будет интересное зрелище.
Костоправ не понял, что она имела в виду, но вопросов задавать не стал. Он привык к ее манере говорить загадками. Когда Душелов хотела, чтобы до него дошло, она высказывалась по существу. Давить на нее бесполезно; остается лишь надеяться, что в свое время она все объяснит.
– Уже поздно, – сказала она. – На сегодня хватит. Пошли спать.
Он недовольно заворчал. От одной мысли о сне его бросало в холодный пот. Сон – это почти наверняка очередной кошмар.
Знал бы Костоправ способ скрыться от ворон, он бы рискнул и попробовал сбежать.
– Не спишь? – четверть часа спустя, когда они лежали в темноте, спросила Душелов.
– Ага.
– Холодно здесь.
– Угу.
Здесь всегда было холодно. Он частенько засыпал, так и не согревшись.
– Почему бы не перелечь ко мне?
От такого предложения его пробил озноб.
– Не думаю, что стоит.
– Хорошо, в другой раз, – рассмеялась она.
Засыпая, он размышлял о том, как ей удается всегда оставлять за собой последнее слово. Сказать, что ему снились кошмары, – ничего не сказать.
Внезапно он проснулся. Лампа горела, Душелов о чем-то тихо беседовала со стайкой ворон. Похоже, разговор шел о событиях в Таглиосе. Она казалась довольной.
Костоправ снова погрузился в сон, так и не разгадав, что это все означает.
Ни одно из осмотренных мест не подходило идеально для устройства лагеря. Выбор пал на руины древнего фортификационного сооружения. На протяжении веков люди растаскивали отсюда камни для своих нужд.
– Никто даже не помнит, как называлась эта крепость, – сказала я Раму, когда мы ехали обратно в город. – Есть о чем подумать.