— Верун, а кто этот клиент! — мне кажется она не спит.

Молчание.

— Почему он хочет моей смерти? А, Верун?

Молчание. И — еле слышное сквозь шум волн — легкое дыхание. Она продолжает улыбаться… Ладно, Верочка, спи сладко и спокойно. Я знаю, кто сейчас ответит на эти вопросы.

Проверяю оружие, иду к двери.

— Ты насовсем уходишь? — Верочка открыла грустные глазки.

— Нет. Я скоро вернусь.

— Поцелуй меня на прощание.

— Зачем так грустно? — я целую прохладную щечку.

— Мы увидимся только осенью…

— Не скули, Верун.

— …Это будет в Москве, под вечер. Когда пойдет дождь. Я буду ехать в трамвае по Беговой улице, и когда он остановится на перекрестке у светофора, я увижу тебя за рулем красивой машины. Наши глаза встретятся. Обещай, что ты помашешь мне рукой.

— Обещаю! Глупышка…

— И мы поженимся.

— Хорошо! Спи…

— И родишь мне ребеночка.

— Обещаю.

Она закрыла глаза и разжала слабое объятие. Я еще раз поцеловала щеку с одинокой слезой и — к выходу.

До сих пор не могу себе простить, что оставила ее тогда!

На часах полночь. Самое время заняться покойницей Фелицатой. Я знаю — она единственная успела меня рассмотреть и понять кто я, и, следовательно… в каюте ее нет.

«Тук-тук. Кто там? Ваша внучка, Красная Шапочка. Несет вам лепешку и горшочек масла, который вам посылает моя мать».

Нет ответа. Смылась, писюха! Я иду к ночному стюарду, корчу плаксивую рожу: «Стюард! Моя подруга, мадам Фелиц из каюты С 04Г пропала! Не берет трубку телефона, не отвечает на стук в дверь…»

Стюард для проформы заглядывает в карточки пассажиров:

— У мадам Фелиц неприятности. Она поранилась о стекло и сейчас находится в больничном боксе.

— Боже! Я обошла всех наших друзей — никого нет в каютах!

— Мадемуазель, — мнется стюард, — у нас проблемы. В кают-компании лопнула потолочная лампа. Ваши друзья поручили небольшие ожоги и ранения. Мы вызвали вертолет скорой помощи, который доставит всех в госпиталь на побережье. Вертолет уже вылетел.

Мне надо спешить — Фелицата вот-вот ускользнет с корабля.

— Какой ужас. Я могу их навестить?

— Только с разрешения дежурного врача, доктора Хеннинга.

Я узнаю телефон бокса, словно собралась позвонить, затем круто меняю решение: «Нет я зайду сама». Стюард объясняет как найти больничный бокс и, четко следуя его советам, я оказываюсь у матовой двери с красным крестом. Прохожу мимо и — к ближайшему настенному телефону. Набираю номер больничного бокса:

— Доктора Хеннинга пожалуйста!

Мне ответил голосок девушки, наверное, это дежурная медсестра.

— Он отдыхает. Я дежурная медсестра.

— Пройдите в капитанскую рубку. У нас на связи патрульный вертолет. Спрашивают: может быть подождать до утра? Погода плохая.

— Боюсь, двоим нужна срочная госпитализация! — вскипает сестра, — мы не можем оказать нужной помощи…

— Пройдите к капитану! — и я вешаю трубку.

И вот я вхожу в бокс. За столиком медсестры горит матовая лампа. Пусто. Иду дальше, в палату. Боже! На трех койках белоснежные куклы — люди с забинтованными головами и руками. Двое — на капельницах. Одна кукла, как кукла — это ученый карлик. Видны только открытые рты. Стон. Муки ран. Дух боли и медикаментов. Фелицаты среди них нет. Суке повезло больше всех — отделалась уколом от шока в волосатую задницу. Возвращаюсь в приемный покой. Внимательно оглядываю стол медсестры. Где-то здесь лежит кончик нити, ведущий к писюхе… картотека… ага! вот бортовой медицинский журнал… откидываю последнюю страницу. Сплошная латынь. Мимо! А это что? На закладке торопливой рукой записан номер телефона, ниже — номер каюты: А 085, а еще ниже — «мадам Ф…» Облом, Фелицата! Ясно, что она косит под больную и тоже хочет улететь с вертолетом скорой помощи на берег, подальше от Герсы. Попалась, писюха! Оставила медсестре свои координаты! Снимаю телефонную трубочку. Набираю нужный номер. Время за полночь, но она ждет звонка из бокса и сразу кинется к телефону. Алло! Фелицата явно все еще в шоке и потому соображает с трудом. Надеюсь, мой голос за 12 лет повзрослел. У меня витаминов хватало… Подделываясь под фальцет медсестры объясняю мадам Фелиц, что вертолет вот-вот совершит посадку на борт корабля, но я должна еще раз ее осмотреть, чтобы решить — насколько целесообразна ее срочная госпитализация. Вертолет перегружен и над морем штормит…" «Умоляю, — рычит в трубку, Фелицата, — я умру, если вы оставите меня на борту. Мне кажется, я начинаю слепнуть!»

— Не напрягайте голосовых связок, мадам. Я зайду сейчас вас осмотреть.

— Благодарю. Только постучите три раза — у меня что-то с нервами.

Стучу три раза.

Тук-тук-тук.

Тук-тук-тук стучит мое сердце, облитое кровью памяти: настал час возмездия. Вспомни, Лиза, бедную девочку в рыженьких сандаликах на кирпичном карнизе! Пальчики ее, которыми она цепляется за ямки в стене! Балкон ее на четвертом этаже, где беснуется псих с лыжной палкой в руках, к концу которой примотан проволокой хирургический скальпель…

— Кто там?

— Медсестра от доктора Хеннинга.

Она нервозно возится с замком, наконец открывает и сразу получает страшный удар ребром по шее, локтем в солнечное сплетение и ногой в коленную чашечку. Мне йадо ее ошеломить и выбить мозги из ушей. Лишить опоры в себе. Правило кун-фу: целься в душу! Но стерва выдержала удар, и стала отчаянно сопротивляться! Она ждала нападения… Борьба Фелицаты настолько возмутила мою душу, что я едва-едва не убила ее, и сама опомнилась только тогда, когда уложив на пол, связывала руки за поясом полосой скотча.

Молчание.

Слышу только ее порывистое дыхание.

Переворачиваю лицом вверх и наши взгляды наконец-то встречаются. Я вижу, что она психологически приготовилась к моему появлению. В агатовых глазах только

бесконечная злоба и огонек любопытства. Суке интересно посмотреть как я выросла.

Достаю ее золотой револьвер — узнала! — и начинаю стволом отдирать полоску лейкопластыря над бровью. Там чернеет неглубокая ранка под корочкой крови. Отодрав пластырь, я молча заклеиваю один глаз.

— Здравствуй, милая.

Она молчит. Одинокий глаз полыхает бессильной злобой.

— Что ж ты, писюха, так долго не приходила из магазина? Забыла, что обещала проверить мои тетрадки. Нехорошо лгать, Фелицата, особенно лгать детям. Обижать маленьких.

Я отдираю с виска еще одну нашлепку из пластыря и демонстративно заклеиваю рот служанки:

— Мне не нужны твои слова, дрянь. Хочешь молчать — молчи.